АНДРЕЕВ И.П. ВОССТАНИЕ В ДАГЕСТАНЕ В 1877 ГОДУ
(По рассказам очевидцев)
Во время последней русско-турецкой кампании Дагестан, менее чем за 20 лет перед тем окончательно подчиненный Россией, сделал попытку освободиться из-под власти своей повелительницы. Попытка эта не имела, да едва ли и могла иметь какой либо серьезный успех, но неприятностей и осложнений она породила достаточно. Не обошлось тут и без человеческих жертв, причем Россия лишилась некоторых верных и хороших слуг своих.
Восстание это будет, конечно, в свое время подробно и обстоятельно разобрано историей. Теперь же далеко не лишнее закрепить в памяти возможно большее количество материалов, которые впоследствии могут послужить теми отдельными кирпичами, из которых будет построено целое здание. При этом особенную цену будут, конечно, иметь воспоминания участников описываемых событий и вообще лиц, так или иначе прикосновенных к ним.
Пишущему эти строки приходилось сталкиваться на Кавказе с лицами обеих этих категорий, и в последующем рассказе читатель найдет все наиболее ценное, извлеченное из их повествований.
Сдача Шамиля на Гунибе в 1859 году и замирение в 1864 году всего Кавказского хребта не привели к замирению горских страстей. Они продолжали глухо бродить и ждали только удобной минуты, чтобы вспыхнуть с новой силой.
Еще до начала кампании 1877 – 1878 годов в Дагестане появились турецкие эмиссары, под видом скромных мулл и странников. Они бродили из аула в аул и везде проповедовали тарикат (Посвящение себя Богу, достигаемое главным образом углублением в себя и произнесением священных слов: «ля-илльи-иль-алла» (нет Бога, кроме Бога), призывая народ покаяться в грехах и поднять оружие против неверных гяуров, во славу Аллаха и его великого пророка (газават). Они сулили за это райские блаженства на том свете и благоволение султана на этом.
Когда же между Россией и Турцией вспыхнула война, рвение эмиссаров стало еще сильнее, а их проповедь – еще убедительнее. Не смущаясь ничем, они громко заявляли, что русские войска уже разбиты на всех пунктах, что правоверные быстро двигаются внутрь России, что турецкие паши скоро займут Тифлис и тотчас же двинутся на Дагестан и далее на Астрахань.
А как легко верится в то, чего желаешь и ожидаешь!
Восстание вспыхнуло одновременно в разных округах Дагестана, но особенно сильная буря разыгралась в Кази-Кумухе.
Это – большой аул, лежащий верстах в тридцати от нынешней шоссейной дороги из Темир-Хан-Шуры в Хунзан и Гуниб. До 1812 года он был центром значительного ханства этого же имени, но в этом году ханство покорилось России и, прекратив свое самостоятельное существование, превратилось в Казикумухский округ, в каковом виде существует и по сие время.
В дни восстания начальником этого округа был полковник Чембер. Он жил вместе со своим штабом (В состав этого штаба входили помощник начальника округа, делопроизводитель, врач и фельдшер) в самом ауле Кумухе, а поодаль от этого последнего и уже по другую сторону бурной реки Кази-Кумухского койсу помещалась в укреплении русская воинская команда из 50 человек с офицером во главе.
Полковник Чембер еще за месяц до этого восстания узнал от лазутчиков и преданных ему горцев о начинавшемся движении среди лезгин и поспешил донести об этом в Темир-Хан-Шуру начальнику Прикаспийского края и командующему в нем войсками генералу Левану Ивановичу Меликову. Но в центре края или не поверили этому сообщению, или не придали ему должного значения, но только никаких приготовлений к подавлению восстания не было сделано; мало того, из Шуры хотели даже двинуть на театр военных действий с турками 21 пехотную дивизию…
Таким образом полковник Чембер не имел под руками никаких средств для борьбы с восстанием, когда оно вспыхнуло, и первый же вместе со своей семьей и штабом, а равно и с семьями служащих, попал в руки горцев. Затем все мужчины были убиты восставшими, а жены их и дети уведены в плен в аул Согратль Гунибского округа.
Но, кроме администрации округа в Кумухе, как я сказал уже выше, стояла в укреплении небольшая воинская команда под начальством офицера-лезгина. Когда горцы многочисленной толпой осадили укрепление, этот офицер, находя сопротивление бесплодным, решил сдаться. Но команда запротестовала против этого, и фельдфебель от имени ее заявил офицеру, что они будут драться до последнего человека, до последнего патрона. Офицер настаивал и потребовал, чтобы открыли ворота укрепления. Их открыли, но когда малодушный начальник вышел, их тотчас же захлопнули, а сам он первый пал от пули из укрепления (В таком виде был передан данный эпизод пишущему эти строки лицом, близко стоявшим к описываемым событиям. Впрочем, рассказчик добавил, что официальное расследование установило невинность офицера, и вдова его получала пенсию).
Когда сдача таким образом не состоялась, горцы пошли на приступ. Так как команда была слишком малочисленна, чтобы защищать все укрепление, то, задержав осаждавших некоторое время у стен, солдаты заперлись все вместе в одной из башен, решив погибнуть там, а не сдаться. Горцы проникли в укрепление и безвыходным кольцом охватили башню; а затем, для ускорения победы, решили вместо долгой осады обложить башню хворостом и или выкурить храбрецов-русских, или сжечь их живьем.
План тотчас же был приведен в исполнение, несмотря на выстрелы солдат, понявших, какая участь грозит им. Вот запылали костры, пламя стало проникать внутрь башни, дым душил храбрецов. Оставался один исход – попытаться вырваться на свободу. И вот эти неизвестные герои с ружьями в руках стали выскакивать один за другим через каменную дверь и, конечно, тотчас же гибли под ударами многочисленных и ожесточенных врагов.
Таким образом погибло все русское мужское население Кумуха. Только один фельдшер спасся каким-то чудом и потом рассказывал об этих кровавых событиях. Уцелели также женщины и дети, которых отправили в глубину гор, в аул Согратль, где и посадили в яму в надежде взять потом хороший выкуп. Но эта надежда не сбылась, потому что русские войска тотчас же после первых вспышек восстания двинулись в горы Согратли, осадив, поставили первым условием принятия сдачи и пощады аула выдачу пленниц и детей. А в ожидании сдачи они стали обстреливать аул, и одна из гранат залетела в землянку, где сидели пленницы, не причинив, однако, им вреда. Горцы порешили выполнить предъявленное им требование и, посадив пленниц на лошадей, пустили их к русским, где их встретили прежде всего казаки. Потом все они получили пособия от казны за понесенный ими ущерб и в обеспечение их существования после безвременно погибших мужей. Потом все эти деньги были взысканы с восставших аулов.
В горах вести разносятся с быстротой телеграфа, и о событиях в Кумухе узнали в Темир-Хан-Шуре едва ли не в тот же самый день.
Генерал Л. Меликов тотчас же собрал, сколько было можно войска и двинулся с ними вглубь Дагестана, отрядив с пути полковника Тер-Гукасова и приказав ему спешить на помощь Дербенту, которому грозили уже тучи с севера. Но об этом я скажу потом, а пока остановлюсь на действиях Меликова.
Не одну стычку, конечно, пришлось ему выдержать прежде, чем он добрался до Кази-Кумуха. Но когда он дошел до Кази-Кумухского койсу (Койсу значит река) и втянулся в его ущелье, – его отряд чуть-чуть не был заперт горцами в Цудахаре, и не прибегни опытный генерал к обходу, неизвестно, какой исход имело бы это движение.
Нужно заметить, что Цудахар – это природная крепость, к которой положительно нет подхода ни с какой стороны. Это – узкое ущелье с двумя отвесными стенами, между которыми через бушующий горный поток перекинут слабый, хрупкий мост. И далее ущелье превращается как бы в узкий природный туннель.
Это вторые Фермопилы, у которых несколько десятков человек способны задержать целую армию. Самые искусные инженеры не придумали бы ничего лучшего в смысле защиты…
А эту природную неприступную крепость заняло большое скопище горцев, фанатичных, храбрых и стойких.
Конечно, имей они против себя другие войска и других предводителей, – горцы удержали бы позицию за собой. Но против них стояли кавказские войска, в которых слишком жива еще была память о подвигах своих отцов и дедов во время чуть не вековой борьбы за Кавказские горы; во главе же этих богатырей находился опытный полководец, выросший на поле битвы и хорошо изучивший все способы и приемы горской войны.
Брать в лоб нельзя. Значит, нужно обойти сзади.
И вот часть отряда полезла в горы, на эти неизъяснимые кручи, которые нельзя описать, а нужно видеть самому. Полезли и обошли врага, взяли его в тыл и отрезали от остальных восставших… Тогда защитникам Цудахара оставалось только отступить.
После этого подступы к Кази-Кумуху были открыты, и вероломный аул жестоко пострадал за свое предательство. Пойман был и тот хан (Его мне называли Джафаром), который стоял во главе восстания в округе; его, конечно, повесили.
Не касаясь затем других эпизодов восстания внутри гор, о которых мне приходилось лишь читать кое-где, я остановлюсь на событиях, имевших место на Каспийском побережье. О них один из участников «сидения» в Дербенте, в котором почти совсем не было войска, рассказывал мне следующее.
Когда в Дербент проникли слухи о восстании в горах, все русское и вообще пришлое население этого древнего и оригинального города собралось в цитадели, значительно господствующей над береговыми низменными кварталами. А так как военная команда была очень мала, то всем способным носить оружие были розданы ружья на случай осады. Затем были посланы гонцы с просьбой о помощи, и прежде всего, конечно, в Темир-Хан-Шуру.
А слухи с каждым днем шли все грознее и грознее. Говорили о десятках тысяч горцев, которые брали в горах одно укрепление за другим и спешили к Дербенту, чтобы захватить в свои руки эту древнюю твердыню, где к ним должны были присоединиться их единоверцы – постоянные и многочисленные обитатели города.
Но восставшие не успели дойти до Дербента и были еще по дороге туда разбиты посланным на выручку отрядом полковника Тер-Гукасова.
Отряд Тер-Гукасова был очень не велик: всего в какую-нибудь тысячу человек. Он благополучно перешел через горы и двинулся к Дербенту берегом Каспийского моря. По дороге к нему присоединились кое-какие подкрепления.
Тем временем и горцы, собравшись в большом количестве, вышли также из гор на берег моря и заняли аул и почтовую станцию Каякент, лежавшую на пути следования Тер-Гукасова.
Во главе этого скопища стоял молодой человек Мехти-бек Уцмиев, воспитанник Тифлисской классической гимназии. В Дербенте его хорошо знали, так как он был местным землевладельцем и имел дом в городе. Часто также он посещал городской клуб, и за две недели до описываемых событий мой рассказчик сидел вместе с ним и беседовал в читальной комнате клуба, никак, конечно, не предчувствуя, что через полмесяца этот молодой человек станет во главе бунтующих горцев.
Аул Каякент расположен недалеко от морского берега, в котловине. Почтовая же станция, в которой расположился сам Уцмиев, занимала бывшее укрепление, охваченное крепкой каменной стеною с бойницами.
Зная, что все выгоды находятся на стороне горцев и двигаться прямо немыслимо, Тер-Гукасов верстах в пяти от Каякента свернул ночью в сторону от дороги и лесами, по горам, дошел к утру до станции, отбив по дороге целое стадо баранов.
И вот, когда зажглась заря, на укрепление и на расположившихся кругом горцев посыпался сверху град пуль и картечи. Оторопевшие от этой неожиданной канонады горцы кидались во все стороны, не зная, куда деваться и что предпринять. А pycский отряд продолжал толочь их, как в ступе…
Не прошло и часу, как все скопище рассеялось в разные стороны, оставив в укреплении массу убитых. Все подвалы были заполнены мертвыми телами и целые груды трупов лежали на дворе и в помещениях укрепления.
Однако, когда русский отряд двинулся далее, горцы, собравшиеся вновь в небольшие кучки, стали наседать на него со всех сторон и особенно, когда он добрался до леска на полпути между Каякентом и Джемикентом. Конечно, они теперь не могли уже причинить серьезного вреда, но все-таки успели убить и ранить несколько человек нижних чинов и одного юнкера.
Нечего и говорить, с каким восторгом встретили в Дербенте Тер-Гукасова. Его чествовали, как избавителя, и поднесли ему прекрасную шашку с приличной случаю подписью. Раненого же в леске юнкера носили на руках и торжественно возложили пожалованный ему Георгиевский крест.
Затем, нимало не медля, принялись за преследование Уцмиева и других вождей восстания и за освобождение ближайших русских укреплений, взятых или осажденных горцами.
Самое близкое к Дербенту из таких укреплений находилось верстах в тридцати пяти, в сел. Маджалисы, центре Кайтого-Табасаранского округа.
Как начальник округа и его сотрудники, так и небольшая военная команда успели вовремя уйти оттуда. Горцы должны были поэтому ограничиться разорением укрепления и домов, служивших помещением для администрации округа.
Им же ответили на это разгромом аула Маджалисы; сверх того один из вожаков, – мулла по профессии, – был захвачен в плен и повешен в Дербенте, несмотря на его духовное звание.
Но особенное внимание пришлось уделить укреплению Ахты, центру Самурского округа. Это укрепление, как известно, выдержало главную осаду во время кавказской войны, в 1848 году; теперь на его долю выпала также одна из серьезнейших задач.
Начальником этого округа был тогда полковник Юзбашев. Человек умный, он сначала не хотел верить в серьезность горского восстания; но когда мятежники охватили укрепление со всех сторон своими вооруженными скопищами и, расположившись по окружным горам, стали обстреливать лежавшее внизу, на дне ущелья укрепление, – ему волей-неволей пришлось поверить в ширину и дерзость их замыслов. Однако, и тогда, по гуманности своего характера, он полагал возможным силою убеждения привести их вновь к повиновению и заставить положить оружие. Эту опасную задачу он решил принять на себя. Напрасно ближайшие сотрудники отговаривали его от этого; напрасно старуха-мать заклинала не выходить из укрепления и не рисковать жизнью. Юзбашев, полагая в этом свой служебный и нравственный долг, вышел один к восставшим и старался убедить их вернуться в аулы и отказаться от сумасбродных затей.
Горцы, конечно, не послушали его, но отпустили обратно живым. Вернувшись невредимым в укрепление, храбрый полковник нашел, однако, свою мать помешавшейся от пережитого ей треволнения.
Не достигнув ничего мирным путем, Юзбашев решил выдерживать осаду до последней капли крови.
Стремясь отбросить горцев прочь, он предпринимал неоднократно ночные вылазки, в которых деятельным помощником был его ближайший сотрудник, подполковник Комаров. Каждая вылазка причиняла горцам довольно серьезный урон. Но, тем не менее, дела осажденных становились все хуже и хуже. Съестные припасы кончались; порох тоже был на исходе. Днем нельзя было показаться из казарм, чтобы горцы не приметили сверху и не пристрелили; число защитников все уменьшалось от болезней и ран…
Но помощь была уже близка.
Комаров, градоначальник Дербента, приняв команду над отрядом Тер-Гукасова и собрав все, что было под рукой, бросился на выручку Ахтов. И в то же самое время к укреплению шел с другой стороны отряд князя Чавчавадзе. Однако, Комаров успел подойти ранее Чавчавадзе и был встречен населением аула на коленях, с хлебом и солью в руках. Тем не менее, как достаточно уличенные в помощи восставшим ахтинцы были строго наказаны.
Таким образом восстание дагестанцев было быстро потушено и ничего не принесло, кроме разгромов и казней. Все вожди мятежа были или казнены, или высланы в центральную Россию, после примерного наказания; на восставшие аулы была возложена денежная контрибуция; русские военные команды были увеличены…
В числе подлежавших казни был и Мехти-бек Уцмиев, пойманный на пути в Турцию. Но, как раненый, он был помещен в госпиталь в Дербенте, где и умер. Молва говорила, что он принял яд, чтобы не подвергаться позору публичной казни.

Комментарии закрыты.