Судопроизводство в Осетии

О судопроизводстве в Осетии (середина XVIII — начало XX в.) (Цалиев А.М.)
В осуществлении правосудия, наряду с судоустройством, большое значение имеет судопроизводство — порядок рассмотрения дел судами, который в исследуемый период имел свои особенности, представляющие значительный интерес. «Осетинское судопроизводство чрезвычайно просто и оригинально, — пишет В.Б. Пфаф. — Оно вместе с тем и весьма важно для объяснения некоторых вопросов истории судопроизводства вообще» <1>.
———————————
<1> Пфаф В.Б. Народное право осетин // Сборник сведений о Кавказе. Тифлис, 1871. Т. 1. С. 212.
Осетинское обычное право <2> в исследуемый период не усматривало различия между преступлением и правонарушением. Поэтому и в судопроизводстве практически не выделялись различные его виды. Оно осуществлялось по единым примитивным процессуальным правилам и по своему уровню соответствовало организации судоустройства. Самые примитивные из них применялись институтом народных собраний (ныхас), действовавших на разных уровнях общественной системы и осуществлявших руководство различными сферами общественной деятельности, в т.ч. судебной.
———————————
<2> Иначе говоря, это в прошлом адаты осетин, представляющие собой совокупность обычаев и народной юридической практики, регулирующие различные общественные отношения.
П.С. Уварова, отмечая авторитет ныхаса и суровый характер выносимых им наказаний, писала: «В Осетии еще весьма недавно играли огромную роль приговоры аульного судилища, который имел право не только приговаривать к ссылке, но даже к смертной казни» <3>. В случае уклонения от приговора, неподчинения приговору ныхаса общество, как отмечает А.Х. Магометов, могло принять репрессивные меры: виновного подвергали штрафу в пользу общины или же ему объявляли бойкот. Сельская община на своем сходе, — пишет далее он, — в отношении лица, нарушившего правила общественной морали, за совершение безнравственного проступка, за действие, направленное против интересов общества, выносило «уговор всем аулом» подвергнуть «бойкоту преступника за содеянное им зло или проступок». Такой человек уже не допускался на сельские сборища и торжества, на сходы, свадьбы, похороны и поминки односельчан; даже принадлежавший такому лицу скот не допускался в сельское стадо. Что бы в его доме ни случилось (смерть или другие события), к нему также никто не приходил, чтобы посочувствовать или помочь; не давали ему соседи и огня, что само по себе считалось уже тяжким наказанием. Все члены общества прерывали с ним всякое общение. Подвергшийся бойкоту, будучи отверженным, бывал вынужден бежать из села, а нередко его изгоняли в принудительном порядке по решению схода, при этом еще разрушив его дом или конфисковав имущество <4>. Таким образом, традиционный бойкот являлся одной из тяжких форм наказания преступника.
———————————
<3> Уварова П.С. Кавказ: путевые заметки. М., 1964. Ч. 3. С. 61.
<4> Магометов А.Х. Общественный строй и быт осетин (XVIII — XIX вв.). Орджоникидзе, 1974. С. 416.
Наряду с бойкотом, применялась и смертная казнь. Исполнение приговора смертной казни возлагалось на родственников самого осужденного — отца или старшего брата. Это объясняется тем, что всякое убийство (даже в порядке справедливой мести, самозащиты или случайное) подлежало отмщению. Убийство же члена семьи не преследовалось местью. Поэтому обычное право и обязывало родных преступника приводить в исполнение такой приговор <5>.
———————————
<5> Пфаф В.Б. Указ. соч. С. 196.
Суровые наказания, выносимые на ныхасе, не всегда подкреплялись соответствующей доказательственной базой. И в этом нет ничего удивительного, поскольку, как отмечает Н.С. Мансуров, в начале XIX столетия и ранее судопроизводство среди горцев Северного Кавказа находилось в самом хаотическом состоянии <6>. Учитывая это, а также высокий авторитет ныхаса, его деятельность была регламентирована и узаконена изданным в 1870 г. «Положением о сельских (аульных) обществах» <7>. Данное Положение, по сути дела, отразило в письменном виде основные представления о ныхасе, освятило его авторитетом российского законодательства и, тем самым, еще более повысило его социальную значимость.
——————————-
<6> Мансуров Н.С. Обычный суд у осетин: Ист.-юрид. очерк // Периодическая печать Кавказа об Осетии и осетинах. Цхинвали, 1982. Т. 2. С. 122.
<7> Терское областное управление ЦГА РСО-Алания. Ф. 11. Оп. 1. Д. 276.
Наряду с ныхасом, специально создаваемые различные судебные учреждения имели свой особый порядок судопроизводства. К ним в первую очередь относится осетинский третейский (посреднический) суд, который с целью установления справедливости широко использовал судебный поединок, когда обвиняемый в убийстве становился под выстрел. Право стрелять в обвиняемого в убийстве доставалось по жребию одному из представителей рода истца, причем по обычному праву осетин к участию в жребии допускались и несовершеннолетние. Это было результатом веры в божественное провидение — только ему одному, как считали осетины, был подвластен случай.
Данный обычай при кажущейся на первый взгляд несуразности в те годы играл весьма прогрессивную и полезную роль. Только он один представлял собой одно из действенных средств, способствовавших прекращению кровной мести, т.к. разрешал сложившуюся юридическую практику, выраженную в пословице «Должник крови и ищущий кровомщения равны при встрече» <8>. Равное право убить друг друга заменялось таким образом возможностью ищущему кровомщения, положась на волю случая, стрелять в обидчика. Делался лишь один выстрел. По обычаю этот выстрел должен был стать последним во всех трех случаях: если обидчик был убит, ранен или остался невредим. Судебный поединок, хотя и подразумевал вмешательство провидения в его исход, тем не менее совершался «руками людей».
———————————
<8> Ковалевский М.М. Современный обычай и древний закон: (обыч. право осетин в ист.-сравн. освещении): В 2 т. М., 1886. Репр. воспр. Владикавказ, 1995. С. 229.
Процессуальные действия по осетинскому обычному праву были довольно развиты. Естественно, что общей чертой осетинского обычного права и обычного права иных народов было отсутствие отличия между гражданской и уголовной ответственностью. Преступление понимается как причиненный вред, и виновный должен, прежде всего, восполнить материальные издержки, если даже издержки истца не связаны с имущественным ущербом.
Судебный процесс по обычному праву осетин весьма похож на процесс по «Русской Правде». Вызов сторон производил не суд, а истец, который вызывал ответчика вплоть до насильственного водворения последнего. «Формализм в осетинском процессе проявляется не столько в требовании строгого соблюдения раз и навсегда установленных порядков обвинения, сколько в защите присяжных формул и символических действий, определенных санкцией, — хотя он и не столь категоричен, как, скажем, в чешском праве», — отмечал М.М. Ковалевский. Это говорит о том, что, по сравнению с римским, германским, кельтским и славянским правом, осетинское обычное право было менее развито.
Осетинское общество еще не выработало или уже утратило единые для всего народа формулы клятвенного заверения, и поэтому истец, как отмечали В.Б. Пфаф и М.М. Ковалевский, в общих словах предъявлял суду свой иск или жалобу, которая в XIX в. записывалась сельским писарем в специальный судебный журнал. Проанализировав подобные журналы, в т.ч. и судебную практику, М.М. Ковалевский не обнаружил определенных юридических формул. «Истец излагает обстоятельства дела, какие знает и какие хочет, употребляя те выражения, которые ему придут на ум, перебиваемый неоднократно в своем рассказе противной стороной или самими судьями, требующими у него новых разъяснений» <9>. Если перед судом по варварским правдам и истец, и ответчик были обязаны явиться в суд, то обычное право осетин не предусматривало штрафных санкций, применяемых к истцу за неявку в суд.
———————————
<9> То же. С. 374.
В осетинском обычном праве после обвинения следовали судебные прения, т.е. препирательства сторон. Судьи особенно внимательно следили за этим, т.к. фактически после них часто выносилось условное решение, если судебное следствие показывало виновность обвиняемого. Суд по обычному праву осетин проходил в следующей последовательности: за обвинением следовало препирательство сторон, по окончании которого судьи произносили условное решение на тот случай, если судебное следствие, следовавшее за приговором, окажется неблагоприятным обвиняемому <10>.
———————————
<10> То же. С. 377.
Особенностью осетинского судопроизводства было то, что судьи не сразу объявляли о своем решении, а требовали, чтобы стороны представили поручителей неукоснительного исполнения судебного решения. Следующей особенностью судопроизводства было то, что поручителей выбирали таким образом, что родственники истца назначали своими поручителями родственников ответчиков и наоборот. Таким образом, гарантом исполнения приговора становился не только авторитет суда, но и практически объединенные усилия представителей судящихся сторон. Это было веским аргументом, учитывая, что некоторые решения суда из-за бедности обидчика растягивались на десятки лет и переходили «от отца к сыну и от брата к брату» <11>.
———————————
<11> Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Вып. 2. Одесса, 1883. С. 22.
Приговор осетинского суда во многом носил условный характер. После его вынесения ответчик еще имел возможность снять с себя обвинения, представив доказательства своей невиновности, либо приступить к исполнению приговора. Однако существовала и практика обжалования приговора. В основном в этих случаях прибегали к привлечению в состав суда жителей селений Дагом или Уазаг Осетии либо «дело» направлялось им. Люди, недовольные несправедливостью приговора, отправлялись в вышеназванные поселения. Таким образом, с определенной долей условности можно считать Дагом и Уазаг обителями суда высшей инстанции.
Судопроизводство, осуществляемое посредническим (третейским) судом, было на порядок выше, поскольку в нем присутствовали некоторые элементы судебного разбирательства. Характерной чертой древнего посреднического суда служило то обстоятельство, что суд произносил приговоры непременно на кладбищах или же в крайнем случае в капищах фамильных святых — «дзуаров», что вызывалось боязнью осетин говорить неправду в присутствии почивших предков или «дзуаров», слепое поклонение которым представляло собой главную и необходимую принадлежность осетинских верований <12>.
———————————
<12> Мансуров Н.С. Указ. соч. С. 124.
При судебном разбирательстве в случае неявки одной из сторон дело откладывалось на неопределенное время, т.е. до тех пор, пока посредникам не удавалось заманить обе стороны на разбирательство. Заочные решения не были известны <13>. Поэтому если обвиняемый не являлся на судебное разбирательство, то другая сторона прибегала к самосуду. Так же поступала недовольная приговором сторона. Предвидя возможность такого исхода дела, третейские разбиратели нередко требовали от сторон не только частичной уплаты выкупа, но и представления поручителей-родственников в исполнении ими приговора, или же связывали их предварительной присягой в том, что приговор будет ими исполнен. Санкцией приговора служила в первом случае ответственность поручителей, а во втором — страх бесчестия, постигавшего нарушителя присяги. Исполнение приговора обеими сторонами достигалось еще и таким способом: у сторон перед самым началом судебного разбирательства отбиралось оружие и возвращалось затем не раньше как после клятвенного обещания исполнить приговор. Дело в том, что вернуться домой без оружия считалось постыдным, поэтому волей-неволей приходилось подчиниться раз поставленному посредниками приговору <14>.
———————————
<13> Ковалевский М.М. Указ. соч. С. 216.
<14> То же.
Анализ различных источников показывает, что судопроизводство во многом осуществлялось на основе «Адатов кавказских горцев». Оно впервые было описано в 1870-е гг. В.Б. Пфафом в его работе «Народное право осетин». Он, в частности, писал, что «судебное дело начинается не иначе как по просьбе обиженного. Но по таким преступлениям или правонарушениям, в которых истцом является не одно лицо, но целое общество, например, при поджогах построек в ауле или лесов, сломке мостов, порче дорог и т.д., иск предъявлялся старшиною. Судьи, отмечает далее В.Б. Пфаф, слушали и старались по возможности поддержать некоторый порядок в обмене возражениями. При этом они обращали мало внимания на показания свидетелей, зная, что подобные показания даются обыкновенно только из-за родственных отношений, вражды с подсудимым или ответчиком. Формального допроса свидетелей никогда не замечалось в осетинских народных судах, и если он бывал, то уже заимствовался из русского судопроизводства. Зато судьи обращали большое внимание на вещественные доказательства, например, труп убитого, рану, оружие, обрызганное кровью, и т.д. «Когда дело уже достаточно разъяснилось, тогда судьи стараются сперва склонить стороны к миру, и это не только в гражданских делах, но и в самых тяжелых уголовных преступлениях. Если же подобное соглашение не состоится, то судьи, по совещании между собой или тотчас, постановляют решение или откладывают его, иногда для вящего соображения и до приведения новых, требуемых ими, доказательств» <15>. Судопроизводство в Осетии показывает, что при всем его экзотическом характере оно учитывало не только местные особенности, но и важное процессуальное правило, и ныне включенное в действующее процессуальное законодательство многих стран. Речь идет о том, что «собственное признание подсудимого нисколько не считается безусловным доказательством его вины» <16>.
———————————
<15> То же.
<16> То же.
Вопросы судопроизводства в посреднических судах рассматривал во второй половине XIX в. в своей монографической работе Ф.И. Леонтович. Так, он пишет, что суд по адату (обычаю) происходит следующим образом: если обиженный и обидчики желали решить спор по адату, они собирали своих родственников и садились под открытым небом каждый со своими родственниками на таком расстоянии друг от друга, чтобы то, что говорилось на одной стороне, не было слышно на другой. Затем каждая сторона выбирала из посторонних людей посредников в количестве от одного до пяти, смотря по важности дела. В обязанность посредников входило вести переговоры между сторонами, передавать предложения истца ответчику и наоборот <17>. Когда путем взаимных переговоров, отмечает А.Х. Магометов, стороны доходили до соглашения, виновник обязывался уплатить потерпевшему ту меру, которая была бы определена предстоящим судебным решением; пострадавший же связывал себя обязательством довольствоваться той платой, которая была бы произведена ему по суду обидчиком. Только после этого стороны приступали к выбору новых посредников — уже судебных. Число судей было нечетным и определялось также по предварительному взаимному соглашению. Затем обе стороны взаимно объявляли друг другу имена избранных ими судей. «Бывало так, что одна из сторон заявляла протест по составу судей, выставленных противной стороной. Тогда последняя должна была избрать в качестве таковых других лиц. Как видим, необходима была двухсторонняя санкция на состав суда…
———————————
<17> Леонтович Ф.И. Указ. соч. С. 20.
Судьи, которые в значительной степени полагались на собственный опыт и убежденность в виновности или невиновности ответчика, принятием необъективного или ошибочного решения не только могли обратить на себя месть недовольной стороны, но и лишить себя доверия общества. Поэтому в возложенном на них деле они действовали с величайшей осторожностью и предусмотрительностью, стараясь достичь наиболее верного решения и принятия справедливого приговора <18>.
———————————
<18> Магометов А.Х. Указ. соч. С. 422 — 423.
Один из первых исследователей осетинского юридического быта, юрист по образованию Дж. Шанаев, еще в 1873 г. писал, что «для разоблачения известного преступного действия или гражданского правонарушения, которое тоже рассматривалось как преступление, обычным правом осетин установлено три способа, которые вместе с тем составляли средства судебной защиты: 1) комдзаг — доказчик; 2) авдисан — свидетель; 3) ард — присяга. Ими пользовался потерпевший через посредство суда для обнаружения виновника преступления или нарушителя права; впрочем, он мог воспользоваться еще вещественными доказательствами» <19>.
———————————
<19> Шанаев Д.Т. Присяга по обычному праву осетин // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. 7. Тифлис, 1873. С. 1.
Одним из важнейших видов доказательства, по признанию практически всех исследователей, считалась очистительная присяга (ард). Важность присяги как судебного доказательства подчеркивалась тем обстоятельством, что она приносилась публично, в торжественной обстановке у святилища — дзуара. Присягающий произносил следующие слова: «Если тот, за кого я принимаю присягу, не прав, а совершил то, в чем его обвиняют, то гнев твой пусть будет на мне» <20>.
———————————
<20> Ковалевский М.М. Указ. соч. С. 279.
Следующей разновидностью присяги у осетин была присяга на могиле убитого. Подозреваемый в убийстве, взявшись за памятник убитого, произносил слова: «Покойник, если я причастен к твоему убийству каким-либо образом, то да буду тебе конем на том свете» <21>.
———————————
<21> Шанаев Д.Т. Присяга по обычному праву осетин. Проблемы этнографии осетин. Владикавказ, 1992. С. 3.
При всей важности присяги к ней прибегали в порядке исключения, когда ни истец, ни ответчик не имели иных доказательств своей правоты или же в случаях, когда показания «доказчика» и свидетеля казались неубедительными для суда или же требовались дополнительные подтверждающие факторы, и, наконец, когда обвиняемый привлекался к суду по подозрению. Но «присяга никоим образом не могла быть назначена всегда, когда даже истина и без того была очевидна для судей и они не желали умышленно скрывать ее. Простой здравый смысл говорит о том, что в последнем случае присяга неуместна; и она была бы лишь бесцельною и безжизненною юридической формальностью в судопроизводстве осетин» <22>. Вместе с тем Дж. Шанаев признает присягу как важнейший вид доказательства и подробно рассматривает ее. Судьи, отмечает он, назначали ее «ответчику, чтобы он «очистился» ею от возводимого на него деяния… в делах важных, как, например, кровных, назначалась она ответчику с присяжниками, т.е. с двумя, тремя и более родственниками, которых указывал обыкновенно потерпевший» <23>. Практически такую же присягу назначали доказчику и свидетелю. Но до этого для обнаружения виновника суд давал право потерпевшему прибегнуть к помощи свидетелей-доказчиков виновности обвиняемого, который выступал как бы публичным обвинителем. Другие же свидетели преимущественно представляли косвенные улики. В тех же случаях, когда показания доказчика и свидетеля недостаточно доказывали виновность подсудимого, суд назначал присягу ответчику в свое оправдание, а доказчику и свидетелю — в доказательство справедливости данных ими показаний <24>.
———————————
<22> То же.
<23> То же.
<24> Гаглоев Х.Д. Из истории судопроизводства осетин // Известия Юго-Осетинского НИИ / АН ГССР. Вып. 13. 1964. С. 251.
Таким образом, в судопроизводстве присяга имела решающее значение в осуществлении правосудия. Решения суда основывались на обычном праве, и в тех случаях, когда предшествующая общественная практика не давала аналогий, возникал прецедент, которому стремились придать циклический характер, рассматривая его в виде частного случая традиционной нормы <25>.
———————————
<25> Кобахидзе Е.И. Институты власти и управления у осетин (конец XVIII — XIX в.). Владикавказ, 2008. С. 99.
После судебной реформы Александра II в 1864 г. и организации новых российских судебных учреждений в судопроизводстве происходили некоторые изменения, свидетельствующие о попытках упорядочить судопроизводство горских словесных судов, в частности, речь идет об определении подсудности уголовных, гражданских, административных дел в горских словесных судах, порядке возбуждения дела, видах доказательств и т.д. Согласно Временным правилам, определение подсудности горских судов имело свои особенности. Так, для признания уголовного дела подсудным горскому суду было необходимо, чтобы преступное деяние совершалось туземцем против туземца. Кроме того, необходимо было, чтобы преступное деяние было совершено на территории, которая входила в состав той административно-территориальной единицы, которой подчинены обвиняемый и потерпевший.
Подсудность горским судам определялась также и родом дел. На основании примечаний к ст. 1256 Устава уголовного судопроизводства Российской империи к ведению горских словесных судов относились все дела, которые были подсудны мировым судам. При этом на основании Временных правил для горских словесных судов Кубанской и Терской областей 18 декабря 1870 г. наместник Кавказа изъял часть этих дел из подсудности коллегиального состава суда и передал на единоличное рассмотрение председателя суда. К делам, рассматриваемым председателем единолично, относились: дела против порядка управления, против благочиния, порядка и спокойствия, против общественного благоустройства, дела о нарушении уставов — о паспортах, строительного и путей сообщения, пожарного, почтового и телеграфного. Суд же в составе председателя и двух депутатов (коллегиальный состав) рассматривал дела о нанесении ран, увечья и смерти в ссоре или драке, начавшейся без всякого намерения совершить убийство или причинить увечье или рану (ст. ст. 1465 и 1485 Уложения о наказаниях); о нарушении пределов необходимой обороны (ст. ст. 1467 и 1493 Уложения); о кражах со взломом и кражах при оружии, если цена похищенного в том или в другом случае не превышает трехсот рублей и если кража совершена в первый или во второй раз; о похищении женщины.
Подсудность горским словесным судам по гражданским делам, как и по уголовным, определялась принадлежностью сторон к туземцам и родом дел. Им были подсудны: 1) иски, отнесенные к ведению мировых судей по ст. 29 Устава гражданского судопроизводства; 2) иски по договорным обязательствам, когда они не основаны на формальном акте; 3) дела о наследстве, о разделе наследства и спорах наследников как между собой, так и против действительности духовных завещаний, составленных по горским обычаям; 4) о заключении и расторжении браков, о законности рождения и о личных и имущественных правах, вытекающих из брака (ст. 50 Временных правил); 5) дела об опеке, когда ценность подопечного имущества превышает 100 рублей.
По действующим правилам дела в горских судах возбуждались: уголовные — по письменным или словесным жалобам потерпевших или по сообщениям полиции; гражданские — по письменным или устным просьбам. Уголовное и гражданское судопроизводства мало чем отличались друг от друга. И гражданские дела часто возбуждались по сообщениям полиции.
Горскими словесными судами применялись наказания двух видов: по адату и по усмотрению. На основании ст. 52 Временных правил для горских и кубанских словесных судов при решении дел уголовных суд определял по совести степень виновности обвиняемого, по обычаю — размер вознаграждения, причитающегося потерпевшему от преступника, и по закону — наказание виновному.
Время показало, что изменения в судопроизводстве горских словесных судов происходили очень медленно. Так, еще в 1912 г. сенатор, и.о. обер-прокурора Общего собрания Кассационных департаментов Правительствующего сената Н.М. Рейнке писал, что никакого общего для всех судов судопроизводства не существует. Суды действуют на свое усмотрение, что «развивает сутяжничество, увеличивается преступность, поддерживая надежду на беззаконность…» <26>. Крайне разнообразны были, как отмечает он, и правила обжалования решений и приговоров. Если в областях Карской, Батумской и Дагестанской жалобы на решения и приговоры судов первой инстанции приносили в главные народные суды, то в Терской области жалобы на решения и приговоры приносили начальнику области. Это положение было утверждено в п. 66 изданных 18 декабря 1870 г. Временных правил для горских словесных судов Кубанской и Терской областей. Согласно этому пункту, горские словесные суды постановляют решения и приговоры окончательные и неокончательные; на последние приносятся апелляционные жалобы начальнику области, который разрешает дела окончательно. На основании п. 60 указанных Временных правил решения и приговоры горских словесных судов Кубанской и Терской областей могли быть обжалованы начальнику области в месячный срок со дня образования.
———————————
<26> Рейнке Н.М. Горские и народные суды Кавказского края. СПб., 1912. С. 24.
С учетом изложенных особенностей и несовершенства существующего судопроизводства было весьма сложно осуществлять правосудие. Но в рассматриваемый период это было исторически объективным явлением в становлении и развитии юридических институтов и судопроизводства в исследуемом регионе.
Список литературы
1. Гаглоев Х.Д. Из истории судопроизводства осетин // Известия Юго-Осетинского НИИ / АН ГССР. Вып. 13. 1964.
2. Кобахидзе Е.И. Институты власти и управления у осетин (конец XVIII — XIX в.). Владикавказ, 2008.
3. Ковалевский М.М. Современный обычай и древний закон: (обыч. право осетин в ист. — сравн. освещении): В 2 т. М., 1886. Репр. воспр. Владикавказ, 1995.
4. Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. Вып. 2. Одесса, 1883.
5. Магометов А.Х. Общественный строй и быт осетин (XVIII — XIX в.). Орджоникидзе, 1974.
6. Мансуров Н.С. Обычный суд у осетин: Ист.-юрид. очерк // Периодическая печать Кавказа об Осетии и осетинах. Цхинвали, 1982. Т. 2.
7. Пфаф В.Б. Народное право осетин // Сборник сведений о Кавказе. Тифлис, 1871. Т. 2.
8. Рейнке Н.М. Горские и народные суды Кавказского края. СПб., 1912.
9. Уварова П.С. Кавказ: путевые заметки. М., 1964. Ч. 3.
10. Шанаев Д.Т. Присяга по обычному праву осетин // Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1873. Т. 2.
11. Шанаев Д.Т. Присяга по обычному праву осетин. Проблемы этнографии осетин. Владикавказ, 1992.