Философия чеченского суверенитета

А. ДУДАЕВ. ФИЛОСОФИЯ ЧЕЧЕНСКОГО СУВЕРЕНИТЕТА
Проблема суверенитета без преувеличения стала для народов нашего Содружества поистине судьбоносной, квинтэссенцией всей проблематики общественно-политических процессов, особенно проблематики межнациональных отношений. Поэтому нет ничего удивительного в том, что вопрос о государственном суверенитете оказался сегодня в эпицентре политической и идеологической жизни страны, Чечено-Ингушетии в особенности. Пишут и высказываются разные мнения, выстраиваются разные позиции, и это вполне естественно.
Однако вызывает озабоченность сам весьма поверхностный и односторонний подход многих авторов к анализу и решению этой сложнейшей проблемы не только теории государства и права, но и социальной философии. Ведь в проблеме государственного суверенитета в очень сложном взаимодействии переплетаются экономические, культурные и другие интересы национальных республик, автономий. И подход тут не должен быть односторонним, подход должен быть диалектическим, т. е. подход должен охватывать все аспекты.
Парадокс, однако, заключается в том, что часто сознавая необходимость мыслить диалектически, на деле игнорируем диалектический способ мышления. Значит, мы еще не поняли, что сегодняшние наши проблемы – это, прежде всего, результат игнорирования объективной диалектики общественно-исторических процессов, диалектики общественного бытия.
Итак, суверенитет в переводе на русский язык – это полная независимость государства от других государств в его внутренних делах и внешних отношениях.
Однако существует ли сегодня в мире государство, которое бы объективно было полностью независимым от остального государственно организованного мира, и возможна ли вообще такая независимость? Это объективно невозможно (это фундаментальный принцип диалектики). Это тем более невозможно в условиях союзного государства или союза государств. А какой уважающий себя народ согласился бы на добровольную самоизоляцию от остального мира?
За самоизоляцию рано или поздно приходится расплачиваться, и не только экономически, но и духовно, ибо истинное богатство человека и народа в богатстве связей и отношений с другими народами.
Однако это не значит и не может означать какую-либо недооценку принципа государственного суверенитета как важнейшей правовой формы выражения независимой верховной государственной власти. А вопрос о том, насколько или в какой мере деятельность государства, республики является суверенной (если отвлечься от чисто формально-юридического аспекта), это вопрос о том, насколько последовательно и полно осуществляется, реализуется право того или иного народа (нации) на самоопределение. Именно право наций на самоопределение как естественное, священное и неприкосновенное должно служить исходным принципом при разработке и принятии новых конституций суверенных республик и союзного государства.
Государственный суверенитет – это конституционная гарантия неприкосновенности и реальности права нации (народа) на самоопределение.
Однако конституционная гарантия не должна быть лишь формально-юридической, лишь декларированной. А это значит, что эта конституционная гарантия должна постоянно реализовываться в законодательной, исполнительной и судебной деятельности государственных органов, т.е. государственный суверенитет реализуется, становится реальным в своем осуществлении через компетенции, через конкретные полномочия государственных и межгосударственных органов. Вот тут и возникает очень сложная проблема диалектики суверенитета и компетенции, суверенитета и полномочий государственных органов. Дело в том, что принципиально неверно, антиконституционно пытаться отождествить государственный суверенитет и полномочия государственных органов. Компетенция или полномочия – это всегда определенный круг вопросов, конкретных прав и полномочий. Ну, а к какому кругу вопросов или конкретных прав и полномочий относится право наций на самоопределение, и к какому кругу прав и полномочий не может относиться?
Ясно, что так ставить вопрос неверно, ибо нельзя, недопустимо прямо или косвенно ограничивать народ в его естественном, священном и неприкосновенном праве на самостоятельное историческое творчество, на собственное историческое лицо, недопустимо государственный суверенитет сводить к правовому способу ограничения права нации на самоопределение. А это неизбежно происходит тогда, когда отождествляют или смешивают понятия государственного суверенитета и компетенции (полномочия) государственных органов. Именно эту идею недопущения ни прямых, ни косвенных ограничений, ущемления каких-либо прав и интересов народа (нации) призван выражать принцип государственного суверенитета.
Значит, государственный суверенитет – это конституционная гарантия реального осуществления права нации на самоопределение в полном объеме, когда сам «объем» является делом только воли этого народа. Значит, государственный суверенитет – это конституционная гарантия свободного волеизъявления народа в осуществлении государственной власти. Таким образом, способ полной реализации права нации на самоопределение – это диалектический процесс диалектического перехода и диалектического взаимоперехода права нации на самоопределение – государственного суверенитета – законодательной, исполнительной и судебной деятельности государственных органов.
Значит, без диалектического подхода социально-философский смысл государственного суверенитета раскрыть и понять невозможно. А собственно философский смысл заключается в том, что государственный суверенитет есть конституционная гарантия на творческую общественно-историческую инициативу народа, на самоутверждение нации, на свое собственное историческое лицо нации. Но догматическому мышлению трудно понять эту диалектику трех важнейших компонентов государственно организованной жизнедеятельности народа: права на самоопределение – государственного суверенитета – законодательной, исполнительной и судебной деятельности государственных органов. Этим, думаю, следует объяснять настойчивое стремление в недавнем прошлом некоторых ученых и политических деятелей свести радикальное обновление нашего Союза «к существенному расширению прав» республик и автономий, к «очень значительному расширению», таким образом «мудро» обходя самое главное – вопрос права нации на самоопределение и его полного законодательного выражения в конституционном порядке – в государственном суверенитете. Ну, а расплата за эту антидиалектическую политику – это распад Союза, хотя была возможность цивилизованно реформировать СССР.
«Мне кажется, сейчас мы лучше чем когда-либо понимаем суть ленинских взглядов на характер и облик Союза как добровольного объединения народов, связанных общими экономическими, политическими интересами, самой историей. Все то, что мы пережили и осмыслили за последнее время, подвело к пониманию, что преобразование Союза не может ограничиться лишь расширением, пусть даже значительным, прав республик и автономий. Необходим настоящий союз суверенных государств (выделено мною. – А.Д.).
Речь идет, по сути, «об установлении такого национально-государственного устройства нашей страны, которое позволит развязать узлы противоречий, поднять сотрудничество народов на новый уровень, умножить совокупную союзную политическую мощь, экономический и духовный потенциал в интересах всех, кто объединился в великий Союз государств» (Из доклада М.С. Горбачева, газ. «Правда», 3 июля 1990 г.). «Союз суверенных государств» как добровольное объединение народов и есть законодательное закрепление равноправия народов. Но действительная гарантия этого равноправия возможна только на основе реального осуществления процесса диалектического взаимоперехода права нации на самоопределение – государственного суверенитета – осуществления государственной власти. Убежден, что М.С. Горбачевым был нащупан истинно диалектический ключ к диалектической методологии строительства Союза на гуманных, демократических началах. Но президенту не хватило политической воли для реализации этой идеи. А результат – распад Союза. Аналогичная проблемная ситуация возникла теперь и перед руководством Российской Федерации, которая (ситуация) усложняется таким опасным фактором, как шовинизм, который задает тон даже в Российском Парламенте. Чтобы не быть голословным, вспомним о выступлении в местной печати народного депутата РСФСР и ЧИАССР Нунуева С.-Х., который писал: «Глубокое неудовлетворение осталось в душе от нежелания большинства членов Российского Парламента признать автономные республики субъектами федерации… В нездоровом ажиотаже депутатов вокруг предлагаемой в проекте этой статьи Декларации (о суверенитете РСФСР. – А.Д.) проявился очень тревожный симптом, нацеленный на насильственное укрепление имперских амбиций определенных кругов».
У чеченского народа есть основания для особой тревоги по поводу «имперских амбиций» «большинства членов Российского Парламента».
Прежде всего – это чудовищно жестокий геноцид против чечено-ингушского народа, трагические последствия которого весьма ощутимы и сегодня. Я очень не хотел бы, быть неправильно понятым, но не вспомнить об одном позорном для статуса народного депутата факте не могу. А факт такой. 23 февраля 1944 г. Чечено-Ингушская АССР была ликвидирована, чечено-ингушский народ сослан в Среднюю Азию и Казахстан, а 4 марта 1944 г., когда в степях Средней Азии и Казахстана с катастрофическим нарастанием развивались трагические последствия геноцида против чечено-ингушского народа, последствия, которые сравнимы только с последствиями трагедии Хиросимы и Нагасаки, Верховный Совет РСФСР на пятой сессии утвердил бюджет несуществующей Чечено-Ингушской АССР на 1944 г.
А постановление Секретариата ЦК КПСС от 13.06.1991 г. «О некоторых проблемах, связанных с реабилитацией репрессированных народов», выражающее волю российского шовинизма, лишь усилило тревогу чеченского народа за свое будущее.
Действительно, «империи пали, и только мы, как запоздалое в своем развитии дитя, мучаемся болезнью, которой давно переболел мир». («В тесных объятиях метрополии» // «Российская газета», 28 мая 1991 г.).
Как тут не вспомнить слова А. Яковлева: «Неужели же мы как страна, как народ, как политическая культура не вышли еще из состояния дикости, едва приподняв голову, готовы и стремимся вновь впасть в это состояние».
Дай Бог, чтобы победа защитников Белого Дома РСФСР стала началом прозрения и выхода россиян «из состояния дикости», а победа демократов в Российском Парламенте, когда они (демократы) добились отмены чрезвычайного положения в Чечено-Ингушетии – началом необратимого процесса демократизации России.
В трудные дни для демократической России чеченский народ решительно поддержал народную кандидатуру на пост первого Президента России и тем самым продемонстрировал солидарность с демократической Россией, продемонстрировал желание быть с демократической Россией. Не является случайностью и то, что в тревожные дни для демократической России, в дни государственного переворота Российский Белый Дом защищали и чеченцы, и ингуши.
Быть субъектом, равноправным субъектом Союза (Содружества) суверенных государств для чеченского народа – это, прежде всего, вопрос выживания, это вопрос политических и конституционных гарантий, что недавняя трагедия больше не повторится. Это надо понять морально и психологически, понять просто по-человечески.
«Лично мне безразлично, с каким «отцом жить»: Борисом, Михаилом или Николаем», – так, говорят, заявил Председатель Верховного Совета Башкортостана Муртаза Рахимов («Известия», 10 августа 1991 г.).
И мы, чеченцы, а точнее нохчи, не имеем морального права на такое безразличное, расслабленное морально-психологическое состояние, когда решается вопрос государственного суверенитета. И именно потому, что мы – чеченцы, не можем не учитывать исторический факт многовековой политики и практики геноцида Российской Империи против чеченского народа.
К великому сожалению, политика геноцида по отношению к нашему народу не прекращалась и после смерти Сталина, она продолжалась в иных формах. А что касается политики перестройки, то реально чечено-ингушский народ ее почувствовал после работы Съезда народных депутатов СССР. Так что чеченскому народу далеко не все равно, «с каким «отцом» жить». И ни при каких обстоятельствах чеченский народ не откажется от своего права на самоопределение, от провозглашенного государственного суверенитета. В мире нет второго народа, который бы морально и политически больше заслуживал статус суверенного государства, чем чеченский (нохчи) народ.
Однако государственный суверенитет чеченскому народу необходим не для самоизоляции и не для противопоставления своих интересов интересам других народов, нет. Напротив, чеченский народ традиционно стремится к сотрудничеству с другими народами на основе равенства и взаимного уважения. Чеченский народ хочет быть с демократической Россией, но на равноправной, справедливой и цивилизованной основе. Однако реализация желания чеченского народа быть с Россией в очень большой мере зависит от самой России, ее руководства и политического курса на будущее. Но, к великому сожалению, на сегодня невозможно сказать, что в официальных выступлениях руководителей, на страницах печати Российской Федерации преобладает идея необходимости уважительного отношения, равноправного и цивилизованного строительства межнациональных отношений. Взять хотя бы очень неумное, а по отношению к тем народам, чья кровь пролита Российской Империей – просто издевательское, напоминание другим народам о том, что Россия не может отказаться от своей тысячелетней истории.
Чеченский народ на это отвечает таким вопросом: если Россия не может отказаться от своей кровавой истории, то может ли чеченский народ отказаться от своей многотысячной истории, которая (история) была и есть историей борьбы чеченского народа за утверждение и возвышение человеческого достоинства и свободы.
Два сталкивающихся идеала, две противоположные цели как законы направляли развитие истории России и истории Чечни, становление и развитие психологии россиян и чеченской национальной психологии. Содержанием идеала, цели российской тысячелетней истории являлась идея «третьего Рима», которая (идея) выполняла в истории России функцию обожествляемого идеала географического пространства.
Содержание идеала, цели многотысячной истории чеченского народа – это идея личной свободы, личного достоинства и идея личного стремления к причастности к божественной справедливости (дала хьалха нийсо – справедливость перед Богом). В истории чеченского народа борьба за свободу, достоинство и за причастность к божественной справедливости сливались в единый процесс исторического творчества. Именно постоянное стремление в течение многих тысячелетий к предельно полной и нравственной свободе наложило отпечаток на психологию чеченского народа. Ему всегда был чужд национализм в его отрицательном смысле: национализм-эгоизм, национализм-сепаратизм, патологический национализм. Чеченский народ никогда не боялся быть свободным, стремился к свободе в самом глубоком, философском смысле. В бескомпромиссной и далеко не равной борьбе за свободу, честь и достоинство чеченский народ, теряя географическое пространство, приобретал пространство духовное, мир духовный. Приобретая географическое пространство, Российская империя теряла пространство духовное, россияне теряли мир духовный. Приобретая (завоевывая) географическое пространство, Российская империя удаляла свой народ от возможности постижения истинного смысла человеческого бытия. Приобретая пространство духовное, мир духовный, чеченский народ творил идеал духовного бессмертия.
Очень многие авторы (философы, историки, литераторы) – представители русской интеллигенции, справедливо пишут о трагической судьбе русского народа, о трагизме российской истории.
Убежден, что корень зла заложен в самом идеале, в самой исторической неизменной цели российской тысячелетней истории – в идее вечной империи. «Православные христиане, говорящие на одном языке, дрались друг против друга и, если так можно выразиться, друг против друга молились, но мало заботились о соблюдении заповеди Господней «не убий». Идеология их этому не учила. Так укреплялся в сердцах людей Московской Руси дух «благородного» милитаризма». (Александр Бойцов. «Пересвет» // «Независимая газета», 05.02.1991 г.). Н. Бердяев пишет: «Очень важно отметить, что русское мышление имеет склонность к тоталитарным учениям и тоталитарным миросозерцаниям. Только такого рода учения и имели у нас успех». Кажется, проясняется проблема корней и причин российского шовинистического большевизма и в эпоху Советской России. Ведь в тысячелетней истории Российской империи «лишь государство определяло, кто является врагом народа и кого не грех и убить». (Александр Бойцов. Там же).
Значит, неверно, несправедливо смешивать Российскую империю с русским народом, который (русский народ) в течение тысячелетней истории являлся жертвой порочной, антигуманной, агрессивной идеологии государства – империи. Это важно отметить сегодня, когда мы (и весь мир) узнаем о преследованиях чеченцев в России. Нет никакого сомнения в том, что преследование чеченцев в России является делом рук определенных властных структур Российского государства. Смешивать русский народ с этой аппаратной грязью и их грязными исполнителями было бы несправедливо.
Удачно выразил идею единой внутренней логики тысячелетней истории России философ, который пишет: «История России была всегда, прежде всего, историей государственности, а не историей капитализма. Революция 1917 г. лишь расчистила дорогу этой тенденции российского общества. Реальный же коммунизм в России сложился не по марксистскому проекту, а в силу объективной необходимости организации масс населения в единое целое и в силу исторической традиции. Советский коммунизм есть не отступление от русской истории, а ее закономерное продолжение». (А. . Зиновьев. // «Правда», 05.09.1991 г.).
Но, видимо, с таким мнением не может согласиться бывший Генеральный секретарь ЦК КПСС, бывший Президент СССР М.С. Горбачев, который заявил: «Да, это кризис социализма и социалистической идеи». («Правда», 29.07.1991 г.). Думаю, что Горбачев глубоко заблуждается, а может быть, просто лукавит. Кризис Российской империи 1917 года – это кризис кровавого идеала «третьего Рима», это кризис порочной исторической цели сохранения империи со всеми ее мрачными атрибутами. А Октябрьская революция 1917 года в понимании В.И. Ленина и многих его сторонников могла позволить преодолеть этот кризис, дать России и русскому народу вполне достойную альтернативу – общество социальной справедливости (социалистическое общество). А насколько Россия экономически, социально-политически и морально-психологически была готова к резкому переходу к такой качественно новой социально-исторической ориентации – это вопрос особый. Но невозможно отрицать тот факт, что решительной поддержкой Октябрьской революции русский народ совершенно однозначно выразил и свое отрицательное отношение к идее «третьего Рима», принял идею общества социальной справедливости (социализма). Однако очень скоро после победы революции политический курс партии стали определять сторонники возврата России к идее «третьего Рима». Разумеется, что при этом они полностью сохранили революционную фразеологию и социалистические лозунги. И с этого момента «дело строительства социализма» на самом деле было делом спасения и укрепления империи.
Социализм был оттеснен на задний план. Поэтому Горбачеву следовало бы говорить не о кризисе социализма и социалистической идеи, а о кризисе идеологии империи и идеи «третьего Рима». Испытывать марксизм на верность порочной и дикой идее «третьего Рима», вечной империи, а неудачу, крушение объявлять кризисом социализма и социалистической идеи – это крайне непорядочно, нечестно. Генсеку не хватило мужества дать философам, обществоведам возможность открыто и свободно обсудить проблемы методологии, дать возможность разобраться в сложнейшей ситуации. Я не состоял ни в комсомоле, ни в КПСС и не собираюсь кого-либо защищать. Но я всегда старался быть верным принципу честного искания истины. Даже тогда, когда меня обвиняли в идеализме, в ревизии марксистской философии.
А.Н. Яковлев считает, что «марксизм привел нас к пропасти, к потере совести, нравственности, а наше спасение в восстановлении иерархических ценностей». (Газета «Правда», 05.10.1991 г.). Думаю, что так заявляя, автор поступает неискренне. Ответственность необходимо возлагать не на марксизм, а на тех кровавых авантюристов, которые, прикрываясь фразеологией марксизма, утверждали в стране идеологию и практику империи. Как тут не вспомнить поэта, который пишет: «Национальная гордость без национального исторического стыда за преступления превращается в шовинизм» (Евгений Евтушенко).
Трудно представить себе, что А.Н. Яковлев не знает трагическую историю, теорию и практику Российской империи. Н. Бердяев отмечает: «Толстой справедливо считал, что преступление было условием жизни государства, как она слагалась в истории». А разве эти слова не относятся к государству, которое десятилетиями мы называли Советским и Социалистическим. Разве совершенные этим государством преступления не были «условием жизни» этого государства-империи?
Но неужели для того, чтобы обеспечить победу социализма, необходимо было уничтожить десятки миллионов строителей социализма?
А кто был заинтересован в переселении и уничтожении народов собственной страны?! Кому нужно было расширять географическое пространство внутри собственной страны?! Но неужели все это было в интересах строительства социализма? Разумеется, нет. Все это было направлено на укрепление империи, а не социализма и социалистического государства.
Как известно, сливать воедино Бога и Державу и видеть в этом смысл существования – это практика древнего мира. Так сколько же еще собирается Россия жить по законам древней истории, повторять дикости древнего мира?
«Тысячу раз прав Рональд Рейган, назвавший нас «империя зла». (Юрий Нагибин. «Независимая газета», 16.10.1991 г.). Но неужели империя зла есть результат строительства общества социальной справедливости или социализма? Убежден, что процесс суверенизации республик на территории бывшего СССР необходимо рассматривать не так бегство от социализма, которого и не было, или же был как побочный продукт социалистической фразеологии, которой прикрывали политику империи.
Процесс суверенизации республик – это и вполне естественный протест народов против повторяемых определенными силами России дикостей древнего мира, протест против реальной угрозы открытого возрождения идеологии и практики вечной империи или «третьего Рима». Даже славянские народы не торопятся вступать с «возрождающейся» Россией в союзнические отношения. Так что есть руководству России над чем задуматься, очень основательно подумать и попробовать понять. А чеченскому народу сам Бог велел держаться на дистанции от «возрождающейся» империи, хотя бы правовой дистанции, чтобы иметь возможность политической и идеологической самозащиты.
Да, «идея великой державы, к которой прислонялись поколения, себя скомпрометировала – не создала красоты, на которой она может держаться». (Александр Мещеряков. «Независимая газета», 1901 г.).
Прав Вадим Бакатин, который пишет: «Против естественного хода истории безнаказанно не пойдешь… И всякие ссылки на то, что так было при Иване Грозном, по меньшей мере, провокационны. Время все унесло, и того, что было, нет. Историю не перепишешь, какой бы тяжелой и горькой она ни была. Сейчас другие времена, другие поколения. Безумно воскрешать прошлую вражду, обрекая на нее своих детей и внуков» («Известия», 26.10.1991 г.).
Став суверенным государством, чеченский народ будет стремиться к самому тесному сотрудничеству со всеми республиками Содружества. Ведь это факт, что в течение более чем 70 лет растаскивались природные богатства Чечено-Ингушетии. Неужели «братские республики» не собираются вернуть чечено-ингушскому народу хотя бы частично растасканное? В производительных силах всех бывших союзных республик есть и доля чечено-ингушского народа, и об этом стоит напомнить особенно тем республикам, которые ушли из Союза или которых не устраивает и Содружество.
Государственный суверенитет не может быть подарком «сверху», он должен быть результатом свободного волеизъявления свободного народа. Но государственный суверенитет не следует превращать в самоцель, в средство самоизоляции и утверждения национального эгоизма. Поэтому проблему государственного суверенитета необходимо рассматривать и решать в тесной связи с другими проблемами социального развития, учитывая объективно-диалектический характер и большую социально-философскую нагрузку решения этих проблем. Если подходить с этих позиций, то, кажется, что среди множества проблем перестроечных процессов, происходящих в Содружестве, нет более актуальной, чем проблема диалектики строительства Содружества суверенных государств и проблема перехода к рыночным отношениям. И здесь тоже бросаются в глаза крайности, и здесь тоже явно не хватает диалектического подхода.
Одни считают, что достаточно провозгласить государственный суверенитет в качестве гаранта полной независимости, и процветание республики обеспечено. Думаю, что в этом случае больше срабатывают эмоции национального эгоизма, свидетельствующие о явном непонимании объективной диалектической связи между государственно-правовой организацией и экономикой, государственно-правовой организацией и социальной жизнью в самом широком смысле.
Другая крайность – сторонники свободного и нерегулируемого развития рыночных отношений, рыночной экономики убеждены, что усиление самостоятельности, суверенизации национальных республик может служить препятствием на пути свободного развития рыночной экономики или «свободной экономики», хотя иной раз за этой позицией скрываются имперские соображения.
Однако неверно противопоставлять национально-государственное и экономическое развитие суверенных республик и Содружества в целом. Задача здесь в том, чтобы подойти диалектически к решению этих проблем. Но, к сожалению, и ученым-экономистам часто не хватает понимания необходимости последовательного диалектического подхода к сложнейшим проблемам развития экономических отношений. Прежде всего, это относится к тем ученым-экономистам (и не только экономистам), считающим, что все наши неудачи связаны с отсутствием частной собственности.
Дело в том, что постановка вопроса: или частная собственность, или общественная (государственная) собственность – никогда не была мудрой, диалектической, ибо принцип «или»-«или» – это формально-логический принцип мышления. Это значит, что к сегодняшнему кризисному состоянию мы пришли не по диалектике, а вопреки диалектике. Мы «выпали» из всеобщего естественноисторического развития человечества именно потому, что попробовали не подчиниться объективной диалектике исторического процесса. А «помогло» нам то обстоятельство, что мы, во-первых, не познали и не поняли эту объективную диалектику, во-вторых, действовали с позиции субъективизма и волюнтаризма.
А ведь свобода – это познанная и понятая необходимость. Доверившись методологически необоснованной политической воле партийно-государственного аппарата, мы оказались лишенными возможности опираться на объективную диалектику хотя бы стихийно, стихийную диалектику.
Экономисты, доказывающие необходимость полной реабилитации частной собственности и перехода к свободной, рыночной экономике, исходят из закономерностей экономического детерминизма, хотя диалектически понимаемый принцип детерминизма и не совместим с формально-логическим принципом – или частная, или общественная собственность. Экономический детерминизм в системе общественных отношений, безусловно, является стержневым. Но вырванный из системы общественных отношений, он (экономический детерминизм) становится фактором дисгармонии общественных отношений. Отсюда и опасность антисоциальных, антигуманных, деструктивных по отношению к духовной жизни человека и общества последствий фетишизированного экономического детерминизма. Нельзя слепо копировать западное общество, ибо капитализм, основывающийся на абсолютизированном экономическом детерминизме, это тупиковый путь, это путь бессмысленного пожирания природы, а, в конечном счете, и духовного опустошения человека и общества. Традиционный бездуховный западный рационализм, дополненный основывающимся на фетишизированном экономическом детерминизме капитализмом, лишает западного человека и общества истинного идеала, а, значит, и истинного смысла существования. В результате сложился идеал западного человека и западного общества, содержанием которого является максимальный соматический комфорт.
Пока природа кое-как еще выдерживает этот паразитический идеал. Но долго ли сможет?
Устремленность человека к идеалу общества социальной справедливости неистребима, от социалистической идеи он не откажется никогда. И эта устремленность всегда сопровождалась разработкой норм и принципов, призванных регулировать нравственные отношения в обществе.
Отношение человека к труду, к материальному производству всегда (осознанно или стихийно) оказывалось способом опосредования отношения человека к самому себе и к себе подобным (обществу). Это значит, что от этого зависел и способ его духовного существования, ценностная ориентация. Собственно этот способ опосредования являлся и является становлением самого духовного способа существования человека и общества. Так и складывалось отношение народных масс к собственности, отношение к отношениям производства, обмена, распределения и потребления. Этот процесс можно было бы понимать как форму стихийного диалектического единства производства материальных и духовных ценностей. Подробно рассматривать эту проблему в рамках статьи нет возможности. Однако все «секреты» мудрости народных обычаев, традиций заключены именно в диалектике (хотя и неосознанной) этого процесса взаимопреодоления и взаимоутверждения материальных и духовных ценностей. Именно здесь – в неусвоенности, в непонимании диалектики процесса производства материальных и духовных ценностей, как мне кажется, и заложены причины крайностей Запада и Востока, имея в виду крайности западного рационализма и крайности восточной духовности (отсутствие необходимой рациональной основы, и как результат этого – переход восточной духовности в восточный мистицизм).
Думаю, что политические решения, затрагивающие интересы огромных масс, особенно систему коренных духовных ценностей народов, не могут не считаться с указанными исторически сложившимися особенностями Востока-Запада, особенностями систем духовных ценностей. Об этом забывать нам не следует. Все это особенно важно иметь в виду сегодня, решая проблему перехода к более динамичным экономическим отношениям. Новым политическим лидерам суверенных государств необходимо поставить в упрек то, что они не говорят о необходимости единого культурного пространства как ступени перехода к единому общечеловеческому духовному пространству в перспективе. В любом случае исторический опыт чеченского народа по выработке духовных ценностей, который (опыт) постоянно основывался на идеях свободы, достоинства и причастности к абсолютной (божественной) справедливости, может быть полезным для единого общечеловеческого духовного пространства.
Единственный для нас приемлемый подход к решению проблемы перехода к рыночным отношениям – это подход диалектический, гармонический. Развивать рыночные отношения необходимо, это совершенно однозначно.
Однако делать это следует не по принципу «или на основе частной собственности, или на основе общественной (государственной) собственности». Такая постановка вопроса – это полнейший метафизический анахронизм, это демонстрация дефицита диалектико-логической культуры мышления, это показатель того, как мы не умеем делать выводы, извлекать уроки из ошибок прошлого. Правда, есть одно обстоятельство, не оправдывающее, но затрудняющее наше стремление сначала найти теоретически историческую перспективу, чтобы без особых потерь (и нравственных тоже) двигаться по этому перспективному пути. Это отсутствие методологии – диалектической методологии, ориентирующей на гармоничное движение – развитие и человека, и общества, и истории.
Общественная (общинная) форма собственности в первобытном обществе, разумеется, не была результатом свободного выбора. Вытеснение общественной формы собственности частной, конечно, стало возможным с ростом и развитием производительных сил. Однако следует обратить особое внимание в этом процессе на такой фактор общественно-исторического значения, как зарождение и развитие производственной инициативы. А произошло это в результате раздвоения потребности человека – производителя на цель и средство. Раздвоение потребности человека на цель и средство в первобытном обществе является действительно революционным началом человеческой цивилизации. Раскол потребности на цель и средство – это осознание появления возможности выбора средств, способов и путей удовлетворения потребностей. На основе этого осознания и зарождалась инициатива производственная, направленная на поиск и производство более эффективных средств, более эффективной организации производства. Появляются более инициативные и менее инициативные личности, семьи, группы. А когда эти группы попробовали эту производственную инициативу перепоручить непосредственным производителям (рабам), а сами присваивать результат теперь уже чужой «инициативы» (рабов), то общество рухнуло, ибо у рабов, лишенных смысла выбора, не могло быть инициативы. Ведь у них не могло быть и потребности в такой инициативе. Это разве неестественно, что человек не заинтересован в инициативе в ущерб себе, в противоестественной инициативе. А диалектика производства – потребления – это очень сложный диалектический переход – процесс, объективный процесс, который не терпит ни субъективизма, ни волюнтаризма.
Производственная инициатива, свободная и всеобщая, исключающая групповой (классовый) паразитизм, является единственно надежной основой динамичной стабильности производственного процесса – основы общества. Именно принцип творческой, производственной инициативы, а не метафизический, антидиалектический принцип – или частная собственность, или общественная собственность – необходим для диалектического подхода к проблеме собственности, к проблеме диалектического отношения к собственности. Ибо диалектический подход – это подход с точки зрения диалектического преодоления уровня производства, это подход с точки зрения отрицательно-утвердительного отношения к производственному процессу, что своим результатом всегда имеет наращивание производства. Именно такой подход необходим и для диалектической оценки того факта, незамеченного Марксом, что внутри общественно-исторического процесса смены формаций потенциально шел и другой, более могущественный и перспективный процесс – процесс становления инициативной, творческой личности. Открытие Маркса о развитии человеческого общества путем смены формаций, где историческое творчество осуществляется большими массами, выступающими коллективными субъектами исторического творчества, имело важное значение. Но это было скорее открытие закономерностей развития прошлого. Необходимо было учитывать зарождение, начало процесса становления индивидуальной формы общественно-исторического творчества.
Установив внешнюю форму проявления внутренней закономерности диалектики производительных сил и производственных отношений, установив, что конфликт между ними приводит к социальной революции, Маркс упустил из виду творческий потенциал человека как страдательно-потребного существа, не исследовал глубинную диалектику производственного процесса, которая (глубинная диалектика производственного процесса) заложена в диалектическом взаимопереходе потребности – цели – средства – идеала человека. И в результате оказалась не познанной и не понятой коренная причина, источник конфликта между производительными силами и производственными отношениями, возможной гармонизации диалектического единства производительных сил и производственных отношений, а на этой основе и всей системы общественных отношений, социальной жизни.
Человек как существо самосознательное не делает ни одного шага, чтобы не попытаться сделать его с уверенностью в том, что он сориентировался верно, а ориентироваться верно – это и есть абсолютная функция методологического содержания самосознания человека. И наши неудачи в осуществлении перестройки, прежде всего, связаны с тем, что политика перестройки не опиралась и не опирается на последовательную диалектическую методологию. И не о кризисе социалистической идеи следовало говорить Горбачеву, а о кризисе политики перестройки, которая не опиралась на последовательную диалектическую методологию, на диалектический метод. Поэтому с самого начала политика перестройки была обречена. А о логике коварства политики и идеологии «перестройки», будем надеяться, еще будет сказано.
Если не было замечено становления появления на исторической арене личности творческого потенциала-субъекта индивидуальной формы общественно-исторического творчества, то естественно не могли понять и то, что рыночные отношения есть не препятствие осуществления человеком своей свободы, а, наоборот, необходимое материальное условие и пространство свободного самовыражения, творчества, инициативы. Надо было понять, что рынок есть порождение объективного хода развития, основывающегося не просто на очередной смене формы частной собственности, а на более последовательном (устойчивом, хотя и стихийном) диалектическом отношении к производству, обмену, распределению, потреблению. А это значит, что процесс производства, обмена, распределения и потребления должен рассматриваться как способ творения человеком собственной сущности, как способ духовно-интеллектуального возвышения человека.
Равенство граждан перед законом (признак правового государства и гражданского общества), закрепленное в конституциях буржуазных государств – это объективно была конституционная гарантия на творческую инициативу. И также объективно буржуазное государство судьбу частной собственности (а значит и экономическое положение владельцев частной собственности) поставило в зависимость от творческой производственной инициативы гражданина, человека. И, в конечном счете, частная собственность, как она понималась первоначально, не выдерживает натиска творческого потенциала инициативной, диалектической личности, человека и становится собственностью того, кто более творчески продуктивен и инициативен. Частная собственность фактически приобретает статус конституционно закрепленного материального гаранта творческой производственной инициативы, т.е. частная собственность выступает как гарантия экономического суверенитета личности, экономической суверенности личности. Частная собственность становится атрибутом субстанции, где субстанцией выступает процесс производства, обмена, распределения и потребления. Значит, сущность частной собственности не следует сводить к форме конституционного закрепления или к форме юридического выражения, ибо сущность частной собственности не в формально-юридическом выражении, а в реальном, объективно-реальном способе существования. А таким объективно-реальным способом существования формы собственности и является процесс производства, обмена, распределения и потребления. И сущность диалектического подхода, диалектического метода в данном случае и заключается в том, чтобы понимать диалектически, т.е. как единство противоположностей, как внутренне отрицательное единство, как диалектику субстанции – атрибута субстанции форму собственности и производственный процесс.
Значит творческая инициативная личность и рыночные отношения – это не антагонисты, а объективное диалектическое, истинно творческое проявление и выражение диалектики необходимости и свободы, где свобода не только осуществляется, реализуется, но и становится, а точнее это такая форма социального бытия человека, когда осуществление свободы творчества оказывается в то же время и становлением (творением) более глубокой, более основательной свободы, когда само такое становление оказывается более основательным и более глубоким осуществлением свободы творчества. Однако такое понимание предполагает не стихийно диалектическое отношение, а осознанное диалектическое отношение человека к производству, обмену, распределению и потреблению, а точнее диалектическое опосредование человеком (обществом) отношения к себе, к своей диалектической, гармонической природе (своего сознания и самосознания) осмысленным отношением к производству, обмену, распределению и потреблению.
Однако западный рынок не строится на таком диалектическом (гармоническом) отношении и никогда не строился. Отсюда и невозможность механического переноса опыта западного рынка на наши условия, которые включают и великие духовные, и культурные традиции наших народов.
Социально-философский смысл диалектического подхода применительно к рыночным отношениям заключается в том, чтобы строить рыночные отношения, прежде всего, не противопоставляя, не сталкивая, не разрушая другие отношения, духовные, нравственные ценности. Это особенно важно при определении политики социально-экономического развития нашей республики, учитывая особую значимость традиционной системы духовных ценностей, выполняющих мировоззренческую функцию в жизни вайнахов.
Гуманное и демократическое общество (социализм) как общечеловеческая перспектива альтернативы не имеет. Самый значительный социально-экономический поворот в развитии человечества, видимо, заключается (или будет заключаться) в последовательном диалектическом переходе от экономического детерминизма к социально-духовному детерминизму в общественно-историческом развитии, а точнее в диалектическом взаимопереходе экономического детерминизма и социально-духовного детерминизма, а через и на основе такого взаимоперехода и к общечеловеческому идеалу интеллектуально-духовного возвышения человека и человечества. Именно так, думаю, следует формулировать проблему, которая в недавнем прошлом была озвучена обществоведами как «проблема перехода от капитализма к социализму».
Проблема перехода к рыночным отношениям и проблема суверенизации, создания правового государства – эти проблемы взаимосвязаны диалектически, ибо без свободного производителя невозможна свободная экономика, как и без свободной экономики невозможна свободная личность. Таким образом, решая указанные проблемы, мы выходим и на истинное решение проблемы всех проблем – проблему сущности личности, сущности человека, при этом руководствуясь следующим фундаментальным принципом диалектической методологии как «сущность человека не в существовании, а в способе его существования». Именно такая формулировка благоприятствует тому, чтобы в поле зрения держать такие решающие качества ставшего и становящегося человека, как творческая активность, инициативность.
Думаю, что в качестве заявки на эти качества творческого и инициативного человека и возникает в четко выраженной форме проблема рыночной экономики и создания правового государства в эпоху зарождения капитализма в Западной Европе.
Убежден, что марксизм не смог избежать драмы методологии (а отсюда и трагедия практики) именно потому, что Маркс не понял неисчерпаемый диалектический потенциал идеи правового государства, гражданского общества, не понял диалектику «творческий потенциал человека – правовое государство – рыночные отношения».
Однако тогда, на начальных этапах развития капитализма, проблема рыночной экономики и правового государства обнаруживается во внешнем «очевидном» изображении реальной жизни общества в виде столкновения господства капиталистической частной собственности с ее рынком как с условием существования и развития, с одной стороны, и равенства граждан перед законом, которое (равенство) в реальной жизни выглядело как «равенство» голодных и сытых, с другой стороны. И тут мы наталкиваемся на «противоречие», которое было «увидено» современниками с «вершин» формально-логической культуры мышления, сделавшими вывод, что частная собственность есть причина всех бед, а, значит, ее надо ликвидировать и установить общественную собственность как гарантию всеобщего благополучия. Поистине, «то, что нам приходится делать, во многом зависит от того, во что нам приходится верить» (Ж.-Ж. Руссо). Поверили в формально-логический принцип мышления (или частная, или общественная собственность), приняли его за принцип диалектической логики, решили, что вооружились диалектической методологией и пошли «ломать дрова». Но объективный ход истории шел не по принципу формальной логики, а по законам объективной диалектики. И попробуйте теперь определить цену истинной диалектической методологии! Ведь каких драм и трагедий можно было бы избежать в истории, имея в качестве логического руководства к действию истинную диалектическую методологию, а не надуманную «логику» политического и идеологического волюнтаризма.
Объективно равенство перед законом означало, что каждый гражданин на основе и через творческую инициативу имеет право на частную собственность как на материальную гарантию творческой, инициативной деятельности, как на гарантию осуществления и творения свободы. Но человек как форма бытия объективной реальности, существо объективно и потенциально диалектическое, а потому потенциально и объективно творческое, и инициативное. Хотя в силу неосознанности реализация этого потенциала – процесс стихийнодиалектический. Поэтому творческая деятельность всегда диалектична, всегда есть диалектическое единство преодоления достигнутого уровня и утверждения более содержательного уровня творчества. И выражается такая диалектическая творческая деятельность через отрицательно-утвердительное отношение человека к миру и к себе. И «очевидное» противоречие – частная собственность или общественная собственность – преодолевалось, хотя и мучительно, через драму и трагедии классовых сражений. Но преодолевалось и преодолевается стихийнодиалектически. И единственно верным способом разрешения этого противоречия, единственно верным и истинно диалектическим средством оказалась творческая природа человека, творческая инициатива человека. Ибо в той мере, в какой развивалась творческая инициатива человека, в той же мере преодолевалось противостояние «владельца и лишенного» частной собственности. И в зависимости от характера и меры инициативы и экономических результатов, «владелец и лишенный» менялись местами, ролями. И этот процесс развития творческой инициативы отражал и отражает преодоление метафизического, антидиалектического отношения к собственности «владельца и лишенного» и утверждение стихийнодиалектического отношения к собственности. Поэтому своим выживанием капитализм обязан именно идеям диалектической методологии, на которые (идеи) капиталистическое общество опиралось и опирается стихийно и непоследовательно. Свою «положительную» роль в этом процессе сыграла и традиционная бездуховность Запада, которая (бездуховность) «не мешала» торжеству экономического детерминизма в чистом виде.
Сегодня перед нашим обществом встала эта же проблема – отношение к собственности и создание правового государства, переход к рыночным отношениям и к правовому государству. Однако, чтобы успешно решить эти проблемы, нам необходимо отказаться от метафизической, антидиалектической постановки вопроса – или частная собственность, или общественная (государственная) собственность. Подход должен быть открывающим безграничный простор творческому труду и творческой инициативе. Значит, подход должен быть диалектическим, означающий необходимость отрицательно-утвердительного отношения к собственности, т.е. необходимость наращивания собственности общества в целом. Именно такое отношение есть отношение творческого труда и творческой инициативы, и именно поэтому такое отношение является самым эффективным средством как против «инициативной» алчности большого бизнеса, основывающегося на частной собственности, так и против неинициативных владельцев «ничейной» собственности. Именно на основе так понимаемого диалектического отношения к собственности можно успешно решить сложнейшую и важнейшую проблему гуманизации общественных отношений, основывающихся на закономерностях экономического детерминизма.
Если более конкретно, то речь идет о реализации неисчерпаемого гуманистического потенциала принципа диалектического взаимоперехода процесса потребности – цели – средства – идеала человека, общества. Отсюда и необходимость равенства всех граждан перед законом, необходимость правового государства. Поэтому было бы непростительной ошибкой сталкивать эти два процесса – процесс перехода к рыночным отношениям и процесс создания правового государства. Диалектическое развитие этих процессов в нашем обществе невозможно вне друг друга. Значит, эти процессы необходимо рассматривать, как единый процесс их постоянного, устойчивого диалектического взаимоперехода. Однако, чтобы такой диалектический взаимопереход – диалектический взаимопереход исходного принципа рыночных отношений (последовательное диалектическое отношение к собственности) и исходного принципа правового государства (равенство всех граждан перед законам) – стал реальностью, необходимо найти их единый источник, увидеть необходимость их единства в объективно реальном потенциальном бытии человека-творца. Именно объективно диалектическая природа творческого потенциала человека как продукта общественного развития есть и источник, и гарантия успешного решения и задач перехода к рыночным отношениям на основе последовательно диалектического выражения отношения к собственности, и задач строительства правового государства.
Горбачев поставил очень актуальную и сложную проблему: «При этом остается требование приоритетности прав человека над любыми интересами национальной суверенности и автономий». Такая формулировка представляется неудачной. Наверное, не следует противопоставлять, сталкивать интересы нации и индивида. Однако проблема эта чрезвычайно сложная. Тут, как мне кажется, смешиваются две сложнейшие проблемы: проблема конституционного оформления государственного суверенитета и проблема осуществления, реализации государственного суверенитета. При решении проблемы конституционного оформления государственного суверенитета на первый план выходят интересы самоопределяющейся нации, от имени которой (самоопределяющейся нации) и оформляется государственный суверенитет, т.е. вполне естественно, что самоопределяющаяся нация (народ) в конституционном порядке оформляется как суверенный субъект, имеющий конституционно выраженное право на самостоятельное историческое лицо – национальное суверенное государство, республику.
А при решении проблемы реализации суверенитета, в процессе практического осуществления суверенитета акцент смещается на конкретного человека-гражданина с его потребностями, интересами, с его реальным творческим потенциалом, от творческой активности которого (конкретного индивида-гражданина), в конечном счете, и зависит судьба суверенитета, судьба исторического лица нации (народа).
Думаю, что непонимание этого сложного момента новыми политическими лидерами суверенных республик и руководством СССР порождало в недалеком прошлом многочисленные споры, столкновения позиций, а то и конфронтации. Однако есть опасность, что эта же ситуация может повториться теперь на уровне Российской Федерации.
Однако путь согласия, кажется, существует. Следует довериться объективным закономерностям вещественно-исторического процесса, общечеловеческой цивилизации. Если подходить с этих позиций, то нет сейчас более актуальной проблемы у социальной философии, чем проблема диалектики творческого потенциала человека – правового государства – рыночной экономики как социально-философской проблемы. Убежден, что если бы Маркс понял творческий потенциал диалектики «человек – правовое государство – рыночная экономика», понял бы социально-философский смысл этой диалектики, то марксистское понимание пути к социализму было бы качественно иным. Если бы это понял Ленин, то взгляд на социализм и пути движения к социализму он изменил бы еще до Октябрьской революции.
Не усвоив саму идею диалектики правового государства и рыночной экономики, опосредуемой творческим потенциалом человека, невозможно было разработать эффективную диалектическую методологию перестройки нашего общества. А без такой методологии невозможно было иметь действительно эффективную политику перестройки. Именно этим обстоятельством необходимо объяснять факт провала политики перестройки Горбачева, провала катастрофического. И последнее «мудрое» политическое решение, которое принял Горбачев, – это сказать народу «Выбирайся сам из этой пропасти» и уехать на гастроли на Запад к своим политическим спонсорам.
К сожалению, не чувствуется методологической ясности и у нового руководства нового центра (РФ).
Реализация творческого потенциала диалектики правового государства и рыночной экономики – это процесс, который может носить как осознанный, так и стихийный характер. Однако есть одно решающее средство, эффективное и против стихийности, и дающее возможность идти в русле объективного диалектического процесса взаимодействия правового государства и рыночной экономики. Этим «средством» является творческий и инициативный человек. Так, в процессе практического осуществления государственного суверенитета на первый план выходит проблема реальной суверенности творческой и инициативной личности. Но тут от политического руководства суверенных республик потребуется истинно философская мудрость, чтобы именно в творческой и инициативной личности увидеть реальную меру, гарантию и критерий реального, практического осуществления государственного суверенитета. Процесс этот чрезвычайно сложный, подтверждением чему служит и факт частых смен президентов, правительств и парламентов стран Запада (и не только Запада). Однако эта кажущаяся политическая нестабильность есть политический и правовой способ обеспечения социально-политической стабильности общества. Другими словами, государственная власть постоянно настраивается на творческий настрой и волю общества, ибо в диалектической системе «правовое государство – человек – рынок» святая обязанность правового государства заключается в том, чтобы оберегать творческую инициативу гражданина, общества. Именно на умении стимулировать и поддерживать творческую инициативу гражданина и общества проверяется компетентность парламента, президента и правительства. Отсюда и необходимость кадров высокого уровня интеллекта и профессионализма, прежде всего, в трех сферах: политики, экономики и права.
Итак, судьба суверенитета Чеченской Республики прямо зависит от того, в какой мере мы сумеем реализовать созидательный потенциал диалектики «правовое государство – творческая и инициативная личность – рынок». Но для того, чтобы реализовать этот созидательный потенциал, необходимо, на мой взгляд, немедленно приступить к решению следующих проблем.
Первая проблема – это государственно-правовая, суть которой в том, чтобы реализовать принцип разделения властей. Этот принцип был выражен в статье 3 Декларации о государственном суверенитете Чеченской (Нохчи) Республики, принятой 25 ноября 1990 г. первым Съездом чеченского народа, но которая (Декларация) не опубликована до сих пор.
В статье 4 Декларации предложена и конкретная система государственно-правовой организации Чеченской (Нохчи) Республики. Вот текст статьи 4 Декларации:
«Гарантией полновластия народа и подлинного демократизма Чеченской (Нохчи) Республики как правового государства является следующая система государственно-правовой организации Чеченской (Нохчи) Республики, призванная (система) отражать великие демократические традиции чеченского (нохчи) народа:
а) Народный съезд;
б) Верховный Совет Чеченской (Нохчи) Республики, состоящий из двух палат:
1. Палаты старейшин.
2. Палаты народных депутатов.
в) Президент Чеченской (Нохчи) Республики;
г) Конституционный суд Чеченской (Нохчи) Республики».
На основе этой системы и возможна реализация огромного демократического потенциала государственной власти в правовом государстве.
Однако остается только сожалеть, что важнейшие положения столь торжественно принятой съездом народа Декларации о государственном суверенитете не реализуются, демократический потенциал Декларации остается невостребованным. В последнее время некоторые наши журналисты, писатели, поэты на первый план выдвинули вопрос о Мехк-Кхеле.
Создается впечатление, что критикующие и отвергающие Мехк-Кхел авторы не усвоили саму глубоко демократическую идею народовластия, выраженную в институте Мехк-Кхел. Доказывать, насколько он был необходим в историческом прошлом нашего народа, нет необходимости, ибо сама история Мехк-Кхел есть его оправдание. Мехк-Кхел необходим как орган народовластия, как орган концентрации всей народной мудрости для демократического, справедливого решения сложных проблем общественно-политической и духовной жизни республики. Но это вовсе не значит, что этот орган народовластия должен называться именно так, это не значит, что этот орган должен оставаться неизменным по своему статусу, по своей структуре, характеру организации и функционирования. И вопрос о том, каким должен быть подобный орган сегодня, думаю, удачно решен (точнее, намечено решение) в Декларации, принятой I Съездом чеченского народа 25 ноября 1990 г. Речь идет об указанной в 4-й статье Декларации системе государственно-правовой организации Чеченской Республики. Прежде всего, это Съезд народа, который призван решать наиболее важные вопросы жизни республики, и Верховный Совет, состоящий из двух палат: а) Палаты старейшин; б) Палаты народных депутатов.
Убежден, что такая структура Верховного Совета позволяет в законодательном порядке решить проблему конституционного оформления традиционного института народовластия, исходя из практики использования Мехк-Кхел в историческом прошлом, учитывать значение самой идеи Мехк-Кхел сегодня, когда мы приступаем к строительству национального правового государства.
Именно местом концентрации народной мудрости в решении сложных проблем общественной жизни должна служить Палата старейшин. Никто не может отрицать и практическое, и мировоззренческое значение решения различных проблем общественной и государственной жизни на основе демократических норм, обычаев, традиций, которые складывались в течение веков. Именно Палата старейшин призвана выполнять эту благородную функцию не только сохранения, но и обогащения новым содержанием в новых, современных условиях. А Палата народных депутатов – это место в высшем органе законодательной власти преимущественно для молодых, энергичных, инициативных депутатов, способных решать вопросы на основе высокого профессионализма и компетентности.
Думаю, что эти две палаты могут и будут эффективно дополнять друг друга. Таким образом, продуктивно будет работать и Верховный Совет (Парламент).
Демократия – это незаменимая гарантия безопасности и прочности нашего суверенитета. Недооценивать это обстоятельство – значит ставить суверенитет под угрозу.
Вторая проблема – частноправовая, суть которой состоит в том, чтобы нормативно обеспечить творческую и инициативную деятельность конкретного человека – гражданина республики. Видимо, при решении этой проблемы мы столкнемся с серьезными трудностями, ведь речь идет о правовом пространстве для личной инициативы, для личного интереса, для личного дела, т.е. речь идет об очень сложных проблемах разработки цивилистики. Это настолько важная проблема, что без ее решения идея о правовом государстве может повиснуть в воздухе.
Однако обнадеживает то, что наш народ сохранил свои глубоко демократические обычаи, традиции. И решению обеих указанных проблем может благоприятствовать факт наличия этих народных традиций, обычаев. Но в этом есть и своя сложность проблемы, ибо народным демократическим традициям, нормам обычаев необходимо придать государственно-правовую и частноправовую форму. А успешно решить эту задачу может Парламент, работающий на высоком профессиональном уровне. И я искренне сочувствую нашему Парламенту.

ОТ КРИЗИСА ВЛАСТИ К КОНСТИТУАНТЕ?
Проблема правовой культуры была и будет актуальной всегда, а в условиях строительства правового государства особенно. Для нашей республики, когда народ впервые за многовековую историю получил возможность перехода на статус суверенного государства, эта проблема приобретает особое звучание и особое значение.
Вопреки расхожим представлениям, право, государственное право – это такая же «точная» наука, как и любая другая. Правовая наука опирается на объективные принципы и закономерности возникновения и функционирования правоотношений. И отступление или игнорирование этих принципов и закономерностей неизбежно рано или поздно приводит к отрицательным последствиям в общественно-политической жизни общества, а то и к кризису власти. Подтверждением служат происходящие в республике события, приведшие к усилению политической напряженности в республике.
27 ноября 1990 года на внеочередной четвертой сессии Верховного Совета Чечено-Ингушской Автономной Республики была принята Декларация о государственном суверенитете Чечено-Ингушской Республики. Несмотря на то, что эта Декларация существенно отличалась от Декларации, принятой 25 ноября 1990 года Съездом чеченского народа, население республики приветствовало и поддержало именно ее, ибо основная идея создания суверенного государства чечено-ингушского народа была провозглашена в этой Декларации. Теперь Верховному Совету ЧИАССР оставалось немедленно приступить к законодательному, конституционному закреплению государственного суверенитета чечено-ингушского народа, ибо, провозгласив государственный суверенитет Чечено-Ингушской Республики, Верховный Совет ЧИАССР придал своим властным полномочиям характер временной переходной власти. И для решения этой сложной задачи Верховному Совету необходимо было немедленно приступить к формированию новых органов власти, наделенных народом суверенной государственной властью, ибо сам Верховный Совет ЧИАССР, избранный для осуществления суверенной, автономной власти, не мог осуществлять высшую власть суверенного государства Чечено-Ингушской Республики.
Статья 3 Декларации гласит: «Носителем суверенитета и источником государственной власти в Чечено-Ингушской Республике является ее многонациональный народ, который осуществляет государственную власть непосредственно и через представительные органы на основе Конституции Чечено-Ингушской Республики». Вот и возникает вопрос: почему депутатский корпус Верховного Совета республики не реализовал положения этой статьи? Не хватило правовой культуры, а может быть, не хватило политической искренности и мужества или начал действовать давно сформулированный философом принцип, согласно которому и аксиомы начинают опровергать, если они (аксиомы) задевают интересы людей?
Неудачей закончилась и попытка мусульманского духовенства способствовать преодолению кризиса власти в республике. Думаю, что и здесь сработал фактор дефицита политической и правовой культуры мышления, приведшей к кризису духовенства. К великому сожалению, искренность и истина слишком часто не совпадают, т.е. не всегда там, где действуют искренне, действуют со знанием дела, с пониманием того, что делают.
Конечно, дефицит правовой и политической культуры мышления – это не только наша проблема. В деятельности центральных (СССР и РСФСР) органов власти этот дефицит демонстрировался постоянно. Но нам от этого не легче, и свои проблемы, связанные с созданием правового государства, нам необходимо решать цивилизованными методами.
Все, кажется, согласны, что необходимо идти конституционным путем. Действительно, другого пути к демократии нет. Но дело в том, что вопрос о конституционном пути – это вопрос непростой. Тут необходимо строго следовать логике действия принципов и закономерностей возникновения и функционирования государственно-правовых отношений, логике конституционного оформления суверенной воли народа, который решил реализовать свое естественное и неприкосновенное право на самоопределение созданием своего суверенного государства в форме суверенной республики.
На первый план здесь выходит вопрос создания государственно-правового механизма для законодательного закрепления и для осуществления государственного суверенитета республики. Но начинать формирование высших органов власти и управления суверенной республики с избрания президента республики не следует, это принципиально неверно.
Во-первых, Верховный Совет автономной республики не уполномочен учреждать институт президентства – институт высшей исполнительной власти суверенного государства. Нет таких полномочий и у Съезда чеченского народа.
Во-вторых, противоречит конституционному пути сам подход, когда еще до формирования высших представительных органов власти учреждается высшая исполнительная власть суверенного правового государства. И еще одно соображение против опережающего введения института президентства в республике. Дело в том, что в условиях отсутствия демократической системы правового государства (парламента, конституционного суда) президентская власть может оказаться политической и правовой ловушкой для зарождающейся демократии. Молодая и неопытная демократия может стать жертвой политических амбиций неконтролируемой высшей исполнительной власти. К тому же такая ситуация противоречила бы и глубоко демократическим традициям самого чечено-ингушского народа.
Думаю, что при формировании государственно-правового механизма суверенной республики необходимо учитывать опыт парламентской культуры других стран. Значит, формирование такого механизма необходимо начинать с КОНСТИТУАНТЫ – учредительного собрания, которое должно разработать Конституцию Чечено-Ингушской Республики.
Учредительное собрание в количестве 45-60 человек может быть сформировано учредительным съездом многонационального народа Чечено-Ингушетии, который (съезд) может быть созван за 10-15 дней. Для утверждения (принятия) новой Конституции вновь возобновляет работу учредительный съезд многонационального народа Чечено-Ингушетии или проводится референдум. И только после принятия новой Конституции ЧИР и на основе этой Конституции проводятся выборы в высший орган государственной власти (парламент) республики, а на первой сессии формируются структуры органов государственной власти, решается вопрос введения института президентства в Чечено-Ингушской Республике.
Таким видится мне конституционный путь выхода из кризиса власти в Чечено-Ингушетии.