СБОРНИК СВЕДЕНИЙ О КАВКАЗСКИХ ГОРЦАХ
ВЫПУСК 2
ТИФЛИС 1869
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ИСТОРИИ ДАГЕСТАНА.
КАЗИКУМУХСКИЕ И КЮРИНСКИЕ ХАНЫ .
I.
Взгляд на страну Лаков. Шамхалы. Хахлавчи. Избрание хахлавчи Сурхая.
В самом центре Дагестана, в верховьях реки, известной у нас под названием Кезикумухского Койсу, живет особое племя, называющее себя Лак или Ляк, а страну свою Лакрал-Кану. Племя это известно у нас под именем Казикумухцев; так же его называет и большая часть близких и дальних его соседей. Страна лаков состоит из множества ущелий, соединяющихся в одно верстах в 3 ниже главного селения, Гумука; от долины Самура она отделяется высоким хребтом, параллельным главному Кавказскому хребту, многие вершины которого покрыты вечным снегом и сообщение чрез который возможно только в летние месяцы, такие же хребты, но несколько ниже, отделяют лаков от соседей — кюринцев, даргинцев и аварцев. Чрез все эти горы есть только три тропинки, по которым войскам возможен доступ во внутрь страны: 1) из Кюры на перевал Кокма-Даг, высотою более 10,000 футов, к Хозреку; 2) из Андалала и Акуши вверх по Койсу и 3) из Андалала чрез Турчи-даг или сел. Бухты и Мукарк к Казикумуху. На каждый дом из этих путей встречается множество мест, удобных для упорной защиты и трудно обходимых. Страна лаков совершенно безлесна; удобные для хлебопашества земли находятся только на дне ущелий и небольшими клочками разбросаны по ближайшим к ним уступам гор; садоводство невозможно по суровости климата; обширные пастбища, находящиеся на вершинах хребтов, хотя и представляют возможность держать на них летом значительные стада баранов но недостаток зимних пастбищ и невозможность заготовлять на зиму достаточное количество сена не позволяют овцеводству развиться до такой степени, чтобы оно, вместе со скудным хлебопашеством, могло обеспечить существование значительного, по пространству, населения. В настоящее время лаки живут в 97 селениях, в коих считается 6750 дворов и до 34,000 душ, мужчин и женщин; как было велико население в то время, которое мы будем описывать, определить трудно; должно однако, на основании многих данных, полагать, что оно мало разнилось от настоящего. Большая часть лакских селений находится в недальнем расстоянии одно от другого, так что, в случае надобности, все жители, могущие носить оружие, в числе от 6 до 7 тысяч человек, без особого затруднения соберутся, в каждое из них, в течение двух суток.
Такое положение страны лаков дало им возможность не только долго сохранять свою независимость во времена беспрepывных нашествий разных племен, в течение многих веков проходивших Дагестан, но, пользуясь обстоятельствами, покорять и ближайших соседей. Так, они подчинили себе целое общество Варкун-Даргуа, иначе Ашти-Кункн, и заставили платить дань; присоединили несколько селений от обществ Андалала и Рис-Ора, завладели селен. Арчи и частью ущелья реки Кара-Самура.
Положительная невозможность прокормиться средствами своей страны заставила лаков добывать хлеб на стороне различными способами: они посылали постоянно партии для грабежа в Грузию и Ширван, где всегда представлялась верная и не особенно трудная добыча; занимались работою и торговлею почти во всех горных обществах Дагестана, чрез что всегда могли рассчитывать на поддержку с их стороны; в смутные времена охотно нанимались, за ничтожную плату, воевать с кем угодно.
Из давнопрошедшего лаков нам известно весьма немного. Страбон и Плутарх упоминают о племени леков, живших в Кавказских горах, между Албаниею и Амазонками.
Моисей Хоренский, описывая, в XXXVII главе своей истории Армении, сражение в Дцираве, упоминает о храбром царе леков Шергире, бывшем на стороне персов и убитом Камсаром Спандартом. Арабский писатель Масуди называет уже лаков Гумиками, и свидетельствует, что во время прихода аравитян в Дагестан, в половине VIII века, у них не было никакого царя, а народ управлялся старшинами. Лаки, и собственно жители главного селения их Гумука, были одни из первых дагестанских племен, принявших магометанство; как говорит местное предание, перемена веры произошла весьма легко, без малейшего сопротивления. Жители Гумука сами прислали выборных к арабскому полководцу Абу-Муселиму просить о посылке к ним наставников в новой вере. Абу-Нуселим сам отправился в Гумук, построил там мечеть, в 777 году по P. X., как гласит надпись на этой мечети, назначил кадиев, а для управления народом поставил Шах-Баала: имя это впоследствии обратилось в титул шамхала. Шамхалам, кроме страны лаков, подчинились еще многие общества и владения Дагестана. Гумукцы, гордясь принятием новой веры прежде других, присоединили к названию своего селения почетный арабский титул гази или кази; затем название «Кази-Гумук», или Казикумух, обратилось в название всей страны и народа.
Шамхалы правили казикумухцами до половины XVII века; но о деяниях их, почти в течение 9 столетий, до вступления их в сношения и подданство государей Российских, нам ничего неизвестно.
Казикумух служил местопребыванием шамхалов до конца XVI века; около этого времени шамхалы начали жить зимою в Тарках или Бойнаке, а только на лето переезжали в Казикумух. В правление шамхала Сурхай-Мирзы-хана, в Казикумухе образовалась сильная партия, стремившаяся к совершенному уничтожению шамхальской власти. Действия ее были столь успешны, что по смерти Сурхай-Мирзы-хана, в 1640 году, последующие шамхалы уже не переезжали более в Казикумух, хотя сохраняли еще некоторую власть над ним, выражавшуюся в незначительных поборах и т. п. Но вскоре казикумухцы отложились совершенно от них и выбрали себе особого правителя, под названием Хахлавчи , из фамилии, ведшей свой род от Шах-Баала.
Главная обязанность хахлавчи заключалась в сборе ополчения и начальствовании над ним, как при защите от нападения соседей, так и для внешних предприятий; но в ближайшее управление народом он не вмешивался; каждое селение управлялось особо, своими выборными, а по делам духовным все имевшие надобность обращались к главному кадию сел. Казикумуха. Бывали примеры, что старшины, не видевшие надобности в войне, отказывались выставлять по требованию хахлавчи вооруженных людей, отговариваясь или необходимостью окончить полевые работы, или холодным временем года.
Особого содержания хахлавчи не получал никакого, но пользовался доходами с некоторых гор и пашен, собственно для этого назначенных, получал часть подати, взыскивавшейся преимущественно баранами и хлебом, с Варкун-Даргуа и Арчей, и определенную часть военной добычи. При таких условиях степень власти и влияния на народ более всего зависела от личных качеств хахлавчи и многочисленности его родни, действовавшей в его пользу.
Хахлавчи избирался старшинами и выборными от каждого селения, на предварительном совещании; но всегда наблюдалось правило, что первым кандидатом считался старший в роде шамхальской фамилии, оставшейся в Казикумухе, и только, в случае явной его неспособности или отказа от звания хахлавчи, избирался следующий за ним; при этом требовалось также, чтобы избираемый не был чанка, т. е. происходил бы от равного брака; но в смутные времена это обстоятельство не имело особого значения, — все зависело от личных качеств избираемого.
Около 1700 года в Казикумухе умер хахлавчи Али-Бек. У него было два сына: Сурхай-шамхал и Гирей; но оба они умерли еще при его жизни, оставив, первый — вдову и семь сыновей, а второй — вдову и одного сына Сурхая. Сыновья Сурхай-шамхала не отличались хорошими качествами, обращались надменно с простым народом и вообще вели себя дурно; но как отец их был старше Гирея, то старшины казикумухские, собравшиеся для избрания хахлавчи, не пожелали их обидеть и отправили от себя депутатов к вдове Сурхай-шамхала с просьбою дать одного из ее семи сыновей в хахлавчи. Она не пустила депутатов к себе в дом, а выслала служанку спросить, что им нужно, и по получении от них ответа, приказала своей служанке вынести к ним свой старый башмак и сказать: «довольно будет для вас, дураков, подчиняться и этому башмаку; а сына я вам не дам ни одного».
Депутаты, огорченные таким ответом, ушли и передали его собранию, которое и отправило их к вдове Гирея. Мать Сурхай-хана приняла депутатов, усадила их, угостила, и потом спросила о цели их прихода; когда они ей объявили, что народ желает избрать ее сына в хахлавчи, она, тотчас же, изъявила на это свое согласие, потребовала Сурхая и в присутствии их дала ему несколько наставлений, как он должен исполнять свои будущие обязанности; из этих наставлений предание сохранило следующее: «со старшими тебя по летам обращайся, как с отцом; с равным тебе — как с братом, с младшими — как с сыном».
Когда депутаты, возвратясь к старшинам, передали им все происшедшее в доме вдовы Гирея, — Сурхай, тотчас же, был провозглашен хахлавчи, а негодование против сыновей Сурхай-шамхала достигло до того, что народ потребовал немедленного их изгнания из Казикумуха. Они, узнав об этом решении и опасаясь чего-нибудь худшего, бежали в Акушу, так поспешно, что не успели захватить с собой даже самых необходимых вещей.
Когда пришло время собирать подать с Варкун-Даргуа, сыновья Сурхай-шамхала отправились со своими людьми в главное селение, Ашти, и стали требовать, чтобы подать была отдана им. Старшина дал знать об этом Сурхаю в Казикумух. Сурхай взял несколько человек нукеров, поехал в Ашти, но, не въезжая в селение, вступил в переговоры со своими двоюродными братьями, — уговаривал их отказаться от неследующей им подати и не производить беспорядков в его владениях, обещаясь за то обеспечит их содержанием. Но они ничего не хотели слушать. Тогда Сурхай предложил кончить дело поединком, объявив, что он готов драться один против семерых, лишь бы не подвергать своих подвластных опасности по его личным делам. Семь братьев, рассчитывая уничтожить ненавистного им Сурхая, охотно согласились на его вызов. Сурхай, отдав приказание своим нукерам отнюдь не вмешиваться в дело, до тех пор, пока он будет жив, отправился на встречу к семи братьям; вскоре они сошлись и завязалась битва на кинжалах; Сурхай действовал так ловко, что очень скоро успел убить трех братьев, а остальным нанес по несколько тяжелых ран, и они поспешили бежать; но и Сурхай, в свою очередь, получил много ран, и у него была почти совсем отрублена кисть левой руки.
Вскоре после этого дела, оставшиеся в живых сыновья Сурхай-шамхала умерли от ран, а Сурхай, благодаря крепости своего здоровья, излечился, только лишился действия левой руки. Это обстоятельство и дало повод к прозванию его — безруким, по-татарски «Чолак», под которым он и доныне известен Дагестану.
II.
Положение Дагестана в начале XVIII столетия. Дауд-бек Мускурский. Взятие Шемахи Чолак-Сурхаем. Походы Шаха-Надира в Козикумух. Магомед-хан.
В начале XVIII столетия все прибрежные владения Дагестана признавали над собою власть Персии. В 1696 году, шах Гуссейн утвердил в звании уцмия кайтагского Эмир-Гамзу, сына Али-Султана; вскоре появился в Кайтаге Ахмед-хан, сын Гуссейн-хана Кубинского, происходившего из рода уцмиев, и при помощи кубинцев и горцев успел овладеть сел. Башлы, а когда Эмир-Гамза бежал в Аварию, в 1706 году, объявил себя уцмием; но против него скоро восстал претендент на это звание, Ахмед-хан, сын уцмия Уллу-Бея, который, собрав горцев, успел, в 1708 году, подчинить себе большую часть Кайтага. Ахмед-хан, сын Гуссейн-хана, укрепился с Маджалисе, где вскоре был убит изменнически своим нукером, а Ахмед-хан, сын Уллу-Бея, овладел окончательно всем Кайтагом и подчинил себе почти всю Табасарань.
Шамхалом Тарковским был в это время Адиль-Гирей.
Кюра частью подчинялась кубинскому хану, Султан-Ахмед-хану, внуку Гуссейн-хана, частью Дербенту, а горная ее часть считалась независимою.
Остальные горные общества, в том числе и Казикумух, были вполне независимы и принимали сторону то турок, то персиян, смотря по тому, что им было выгоднее.
В это же время в Кубинском ханстве, в Мускуре, появился некто Дауд-бек, распространявший особое духовное учение, сущность которого к сожалению неизвестна , клонившееся между прочим к ниспровержению власти персиян. Для достижения этой цеди Дауд-бек обратился, прежде всего, к уцмию Ахмед-хану, как сильнейшему в то время владетелю дагестанскому, располагавшему самыми большими средствами. Ахмед-хан согласился принять участие в этом деле и склонить к тому же остальных владетелей Дагестана и вольные общества. Для начала он дал часть своего войска Дауд-беку, который успел усилить его сбором горцев; он в 1711 году напал сначала на Шабран, взял его и разорил до основания, потом осадил Худат, где укрепился преданный Персии Султан-Ахмед-хан Кубинский, с своим семейством. Худат скоро был взят, Султан-Ахмед-хан погиб, вместе с прочими защитниками. Этот успех увеличил значение Дауд-бека; вслед за тем к нему присоединились, кроме уцмия, казикумухский хахлавчи Чолак-Сурхай, акушинцы и другие; в Мускуре собралось ополчение, более 30,000 человек, и осадило Шемаху, но без успеха. Шамхал Адиль-Гирей не только не принял участия в этом деле, а даже послал сказать уцмию Ахмед-хану, что он, как верноподданный шаха, нападет на Кайтаг; это заставило уцмия возвратиться домой. Хахлавчи Сурхай, оставшись главным вождем предприятия, в 1712 году, вновь пошел на Шемаху и после 15-дневной осады, при помощи шемахинских суннитов, взял город и совершенно разграбил его. При этом погибли правитель Ширвана Гуссейн-хан и почти все русские купцы, ведшие в Шемахе значительную торговлю.
От Шемахи Чолак-Сурхай и Дауд-бек направились к Баку, с целью завладеть им; но разбитые, не далеко от города, Дергах-Кули-беком Дербентским, принуждены были возвратиться без успеха.
Взятое Шемахи чрезвычайно возвысило в Дагестане значение Сурхая, и он, по просьбе шемахинцев, принял титул хана. Не надеясь однако удержать за собой Ширван, Сурхай-хан и Дауд-бек обратились к турецкому султану с просьбою принять их под свое покровительство; просьба их была принята. Дауд-бек разными происками успел устроить дела так, что был назначен правителем Ширвана; оскорбленный этим Сурхай-хан рассорился с ним и вскоре сделал набег на Ширван, прошел почти до Ганджи; но не имея особого успеха, возвратился в Казикумух.
Гибель русских купцов и разграбление их имущества, как известно, были одною из причин похода императора Петра I в Дагестан, в 1722 г. — Во все время движения русских войск и в последствие, Чолак-Сурхай-хан не предпринимал против них никаких враждебных действий, но и не изъявлял покорности.
12-го сентября 1723 года, именем шаха Taxмаспа, уступлен России весь прикаспийский край от Астрабада до Сулака; но Казикумух не вошел сюда, а трактатом 27-го июня 1725 года признан за Турцею, вместе с частью Ширвана.
Сурхай-хан, в свою очередь, различными происками успел выставить Хаджи-Дауд-бека в дурном свете пред турецким правительством, вследствие чего Дауд-бек был вытребован в Константинополь, где и умер, а управление Шемахою поручено Чолак-Сурхаю, с утверждением его в звании хана. В это время значение Казикумуха в Дагестане достигло высокой степени. Все владетели и общества искали дружбы и покровительства Чолак-Сурхай-хана.
В 1733 году турецкий султан, вследствие поражения, нанесенного его войскам близь Багдада шахом Надиром, уступил Персии все завоеванные у нее провинции и издал хаттишериф об очищении их турками. По приказанию Надир-Шаха, к Чолак-Сурхаю был послан гонец с требованием очистить Шемаху. Сурхай-хан не только отказался исполнить это требование, но велел убить посланного и написал в ответ письмо, наполненное дерзостями. Следствием этого был первый поход шаха Надира против Сурхай-хана.
В августе 1784 года шах Надир подступил к Шемахе; Сурхай-хан успел собрать значительное число горцев, кроме того к нему пришли на помощь турки и татары из Ганджи. Сражение произошло на урочище Деве-Батам. Разбитый совершенно, Чолак-Сурхай-хан бежал и окольным путем достиг до Хозрека, откуда едва успел добраться до Казикумуха. Шах-Надир 17-го августа занял Шемаху, назначил правителя и отправился преследовать Сурхай-хана. В 10 переходов персидские войска подошли к Казикумуху, но не могли сразу овладеть им, потому что мост чрез Койсу был разобран; однако это их удержало недолго — скоро был отсыпан брод и они быстро выбрались из глубокого оврага. Казикумухцы, после незначительной перестрелки, сдались, а Сурхай-хан, с семейством, успел бежать в Аварию. Только благодаря предстательству шамхала Хаспулата, сына Адиль-Гирея, Надир-шах не приказал разорять Казикумух; поручив управление им Магомед-хану (сыну Сурхая), он отправился чрез Шемаху для осады Гянджи и действий против сераскира Абдуллы-Паши, стоявшего с турецкими войсками близь Эривани. В видах содействия сераскиру, султан приказал крымскому хану двинуться к Дербенту. В конце октября 1735 года крымцы появились в Дагестане. Сурхай-хан явился к крымскому хану, назначил к нему на службу своего сына Муртузали с 500 человек казикумухцев, за что и был назначен правителем Ширвана; велел за тем Сурхай-хан, по просьбе Эльдара, назначенного крымским ханом шамхалом, двинулся с своим ополчением в сел. Большие-Казанищи, с целью изгнать Хаспулата-шамхала; но приход шах Надира в ноябре в Дербент заставил уйти крымцев, а Сурхай хан возвратился домой, для защиты Казикумуха. Не смотря на суровое время, в декабре этого же года, Надир-шах, чрез Акушу, вновь двинулся в Казикумух для наказания Чолак-Сурхай-хана, который успел собрать своих подвластных, аварцев и акушинцев и укрепился в ущелье, в нескольких верстах ниже Казикумуха. Надир—шах разбил его скопище и намеревался уже идти далее, когда прибыли депутаты от казикумухского народа с изъявлением полной покорности и с известием, что Сурхай хан, со всем семейством, удалился в Аравию. Надир-шах удовольствовался этим и не пошел далее, как по случаю зимы, так и отвлеченный другими, белее важными делами.
Во время похода его в Индию, до 1742 года, в Дагестане происходили беспрерывные беспорядки от частых ссор между различными владетелями. Сурхай-хан вновь возвратившись в Казикумух, принимал в них деятельное участие.
В июне 1742 года шах Надир вновь прибыл с войсками в Ширван и оттуда двинулся в Казикумух, жители коего, не смотря на подстрекательство Сурхай-хана, не оказали никакого сопротивления. Персидская кавалерия заняла Казикумух 2-го июля; Чолак-Сурхай-хан, собравшийся бежать в Аварию, был захвачен с женою в плен и представлен шаху Надиру, который отправил их в Дербент, а сам в начале августа двинулся в Аварию, но, потерпев на Турчидаге сильное поражение от аварцев и андалалцев, в сборе коих деятельное участие принимал сын Сурхай-хана Муртузали, отступил в Дербент.
Зиму на 1743 год персидское войско провело в лагере у выхода из гор на плоскость речки Дарвах, в 18 верстах к СЗ. от Дербента, претерпев много бедствий, от недостатка провианта и фуража и от нападения мелких шаек кайтагцев, табасаранцев и акушинцев, разоренных до крайности предшествовавшими походами шаха Надира; почему место этого лагеря названо Иран-Хараб, т. е. несчастие Персии.
Шах Надир жил постоянно в лагере, только каждый четверть вечером уезжал в Дербент, где в цитадели жила любимая его жена, привезенная из Индии.
Этим обстоятельством воспользовалась жена Чолак-Сурхай-хана, для освобождения своего мужа. В течение нескольких недель она являлась в цитадель и просиживала целые дни против окон жены шаха Надира, пока не была ею замечена и потребована. При этом свидании она так сумела понравиться жене шаха, что та взялась хлопотать об освобождении Сурхай-хана. В первую же пятницу, после этого, шах Надир потребовал Чолак-Сурхай-хана и дозволил ему отправиться куда он пожелает. Пробыв еще несколько времени при шахе, Сурхай-хан, с женою, отправился в Казикумух, где в его отсутствие управлял народом старший сын его Магомед-хан. С этого времени уже прекращается деятельность Чолак-Сурхай-хана; предоставив власть сыну, он жил спокойно и умер в 1748 году, в Казикумухе.
Едва Надир-шах удалился из Дагестана, как Магомед-хан Казикумухский решился воспользоваться благоприятными обстоятельствами для возвращения под свою власть Шемахи. В это время по Дагестану скитался некто Сам-Мирза, выдававший себя за сына шаха Гуссейна. Ему удалось произвести беспорядки в Адербейджане; но скоро он был пойман и представлен правителю, брату шаха Надира, Ибрагим-хану, который приказал отрезать ему нос и отпустил. Магомед-хан принял к себе Сам-Мирзу и, под видом защиты прав законного наследника персидского престола, склонил на свою сторону дербентцев и табасаранцев. Набрав значительное ополчение, он двинулся к Шабрану, занятому персидским гарнизоном. После непродолжительной осады, казикумухцы взорвали миной часть крепостной стены и завладели укреплением. Все защитники были вырезаны, спаслась только дочь начальника гарнизона Абдул-хана, Истаджалу; на ней женился Магомед-хан и от нее в 1744 году родился сын Сурхай.
От Шабрана Магомед-хан и Сам-Мирза пошли к Шемахе и завладели ею, но вскоре собрались персидские войска и Магомед-хан, разбитый недалеко от Ах-су и тяжело раненный в этом деле, должен был возвратиться в Казикумух; сообщник его Сам-Мирза бежал в Турцию.
В 1744 году шах Надир, в последний раз, появился в Дагестане; разделив свои войска на четыре отряда, он приказал разорить все, что только было возможно и что уцелело от предшествовавших его походов; но Казикумух, благодаря своему малодоступному положению, остался нетронутым и на этот раз.
С удалением и смертью шаха Надира, убитого в 1747 году, для Дагестана наступило самое тяжелое время. Владетели, подстрекаемые Турциею и Персиею, беспрерывно нападали друг на друга, грабили и разоряли все что могли; в этом помогали им и мелкие шайки, образовавшиеся в значительном числе; театром их действий были преимущественно богатые Ширване и Куба. Магомед-хан Казикумухский еще раз, именно в 1700 году, успел овладеть Шемахою; но в 1762 году в свою очередь должен был уступать ее Агаси-хану.
В это время является в высшей степени замечательная личность, Фет-Али-хан Кубинский; получив, после отца своего Гуссейн-Али-хана, ханство в самом расстроенном виде, он в короткое время успел овладеть частью Ширвана, Кюрою и Дербентом; управление последним он поручил Эльдар-беку, сыну Муртузали и племяннику Магомед-хана Казикумухского, который бежал из Казикумуха вследствие ссоры с дядей.
Усиление Фет-Али-хана не могло нравиться прочим владельцам Дагестана, и в 1774 году, Магомед-хан, соединившись с уцмием и шамхалом, направился в Кубу с целью овладеть ею, пользуясь отсутствием Фет-Али-хана, осаждавшего в это время Шемаху. Фет-Али-хан, бросил осаду, поспешил на выручку своих владений, но был разбит совершенно на Кевдушанской равнине и бежал в Сальян. В этом сражении убит Эльдар-бек, правитель дербентский. Магомед-хан завладел Кубой и Кюрой и присоединил их к Казикумуху; но вскоре Фет-Али-хан, пробравшись в Дербент, сохраненный ему его женою Тути-бике, собрал своих приверженцев и, пользуясь уходом союзников Магомед-хана, успел изгнать его из Кубы.
В 1775 году, по повелению императрицы Екатерины II, прибыл в Дагестан с Кавказской линии русский отряд, под начальством генерал-майора барона Медема, имевший целью поддержать Фет-Али-хана Кубинского и наказать уцмия за плен академика Гмелина. Фет-Али-хан превосходно воспользовался этою помощью; он успел уменьшить значение уцмия, разбитого русскими войсками около сел. Башлы, и в то время, когда генерал Медем занял Дербент, он двинулся в Кюру, разбил Магомед-хана Казикумухского и заставил его уйти в Казикумух; а чтобы обеспечить на будущее время за собою владение Кюрой, он воспользовался ссорою Магомед-хана с старшим сыном его Ших-Марданом. Причиной этой ссоры были следующие обстоятельства: от первой жены у Магомед-хана были два сына, Ших-Мардан и Аслан-Гуссейн, а от второй жены — сын Сурхай и другие; Сурхай, еще будучи ребенком, в запальчивости убил Аслан-Гуссейна, на что Ших-Мардан питал к нему кровную вражду; но как Сурхай был любимый сын Магомед-хана, то он, не видя возможности отомстить ему по обычаю за смерть брата уехал из Казикумуха и обратился к помощи Фет-Али-хана. Фет-Али-хан, отделив от Дербента всю северную часть Кюры до Кабира и от Кубы весь Гюнейский магал, поручил их в управление Ших-Мардану на ханских правах. Вскоре Ших-Мардан успел присоединить Курахский магал и образовал особое Кюринское владение.
С каждым годом увеличивавшееся значение и сила Фет-Али-хана, хотя на короткое время доставили Дагестану некоторое спокойствие; до смерти его, в 1789 году, никто из владетелей не предпринимал ничего серьезного против своих соседей.
По смерти Фет-Али-хана ему наследовал сын его Ахмет-хан, который уже не в состоянии был удержать в целости приобретения отца; скоро отложились от него Шемаха, Баку и Кюра, так что брату его Ших-Али-хану, сделавшемуся ханом по его смерти в 1791 году, достались только Куба и Дербент.
В 1789 же году умер и Магомед-хан Казикумухский; на место его был избран ханом сын его Сурхай, не смотря на то, что он был чанка, т. е. мать его не происходила из владетельной фамилии. Впоследствии Сурхай-хан II, доживший до глубокой старости, получил прозвище Кун-Буттай , что на лакском языке значит буквально большой отец (дедушка).
III.
Сурхай-хан Кун-Буттай. Аслан-бек. Занятие Кюры русскими войсками. Назначение Аслан-бека кюринским ханом; договор с ним. Бегство Сурхай-хана в Персию и возвращение оттуда. Нападение на Чирах. Движение отряда генерала князя Мадатова в Казикумух. Назначение Аслан-хана правителем казикумухским и кюринским; трактат с ним.
Ших-Мардан-бек, управлявший Кюрою, умер не задолго до смерти Фет-Али-хана, у него остались пять сыновей: Таир-бек, Омар-бек, Аслан-бек, Гасан-Ага и Фет-Али-бек; двое старших были чанки и потоку управление владением должно бы было перейти к Аслан-беку, но Сурхай-хан, воспользовавшись смертью Фет-Али-хана, овладел Кюрою и присоединил ее к Казикумуху. Аслан-бек, не имея средств отстоять свое наследие, поехал сначала в Персию, а потом в Турцию, искать помощи и защиты, но не найдя ее, проживал некоторое время в Мингрелии и Тифлисе, а по прибытии русских войск в Закавказье, в 1802 году, возвратился в Дагестан и жил у уцмия Рустем-хана и его преемника Али-хана.
Завладев Кюрой, Сурхай-хан обратил свое внимание на общества долины Самура, до сих пор упорно сохранявшие свою независимость от соседних ханов. Скоро ему представился удобный случай вмешаться в их дела. Селения Ялаг, Какаи и Лудгун, принадлежавшие к обществу Рутульскому, притесняемые поборами жителей главного селения, обратились к Сурхай-хану с просьбою о защите; он принял их сначала под свое покровительство, потом присоединил к своему ханству и наконец поселил в Каке своих братьев, Шуаиб-бека и Иса-бека. Около же этого времени им присоединены к Казикумуху несколько селений, находящихся в Ихрекском ущелье, и агульское селение Боркихан (Гекенер), которое он отдал в управление брату своему Сеид-беку.
В 1796 году прибыла в Дагестан русская армия, под начальством графа Зубова; Ших-Али-хан Дербентский, намереваясь сопротивляться, отправил семейство в Казикумух и просил помощи у Сурхай-хана; им удалось собрать до 20,000 вооруженных горцев и они хотели напасть на русский авангард. Но скорое взятие Дербента и плен Ших-Али-хана расстроили их намерения. На пути нашей армии от Дербента в Кубу, Ших-Али-хан бежал в Казикумух. Узнав об удалении армии из Дагестана, Сурхай-хан собрал до 10,000 человеке, двинулся к Кубе; в сел. Алпан, занятом частью отряда генерал-майора Булгакова, оставленного графом Зубовым для водворения спокойствия в Кубе, произошло дело; сначала русские отступили, но на следующий день, получив подкрепление, взяли селение и разорили его. Сурхай хан пришел к Самуру; преследуемый генералом Булгаковым, он не решался вновь вступать в сражение, а изъявил покорность и просил о принятии его в подданство России, на что и принял присягу.
С уходом русской армии в Кизляр, в Дагестане тотчас же начались обычные беспорядки. Ших-Али-хан вновь завладел Дербентом. Сурхай-хан несколько раз покушался завладеть Кубой; в 1799 году сын его Нух-бек, пользуясь болезнью Ших-Али-хана, успел занять Кубу, а сам Сурхай-хан, с казикумухцами, занял сел. Куллар на Самуре. Но чрез полтора месяца, выздоровевший Ших-Али-хан, при помощи шамхала и акушинцев, разбил Сурхай-хана, овладел Кубой и разорил часть Кюры, почти до Чираха. В это время брат его Гасан-Ага, бывший с ним во вражде и живший у уцмия, при помощи Сурхай-хана завладел Дербентом и провозгласил себя ханом, а Сурхай-хан, вновь собрав казикумухцев, пошел на Кубу, но не взял ее, потому, что Ших-Али-хан успел уговорить его отказаться добровольно от этого предприятия. В 1803 году умер Гасан-Ага-хан Дербентский и Ших-Али-хан снова занял город.
В 1806 году русский отряд, под начальством генерал-майора Глазенапа, занял Дербент. Ших-Али-хан бежал. Приведение дел в порядок в прикаспийских провинциях поручено было главнокомандующим генералу Булгакову; по прибытии его в Кубу, Сурхай-хан Казикумухский во второй раз принял присягу на верноподданство России. Генерал граф Гудович желал заключить с Сурхай-ханом трактат, на тех же основаниях, как это было сделано с прочими ханами; но Сурхай-хан отказался подписать его, отзываясь, что он не в состоянии платить требуемой от него дани, не смотря на уступку, которую сделал главнокомандующий в этом отношении, сбавив против первоначального требования 2000 червонцев.
Генерал Тормазов, вступив в управление краем, возобновил сношения с Сурхай-ханом, настоятельно требуя подписи трактата, но он упорно от этого уклонялся: уверял в своей преданности и в тоже время тайно помогал Ших-Али-хану, производившему в крае постоянные беспорядки, на деньги получаемые от персидского правительства.
В конце 1811 года Ших-Али-хан собрал значительное скопище с целью нападения на Кубу, занятую небольшим отрядом генерал-майора Гурьева. Сурхай-хан отправил к нему в помощь сына своего Нух-бека, с казикумухцами и кюринцами. Ших-Али-хан занял селения Джабир и Рустов и уже готовился напасть на Кубу, когда прибыл отряд генерал-майора Хатунцова, посланный для водворения порядка. В деле при селении Рустов генерал Хатунцов разбил совершенно Ших-Али-хана и двинулся в Кюру для наказания Сурхай-хана, спешившего на помощь к сыну.
10-го декабря генерал-майор Хатунцов разбил Сурхай-хана при сел. Шехихюр и на следующий день близь сел. Татар-хан, откуда пошел к Кураху, сильно укрепленному Сурхай-ханом. В ночь на 15 декабря Курах был взят штурмом, а Сурхай-хан с небольшим конвоем и родственниками успел бежать в Казикумух, не преследуемый русскими войсками, не могшими идти далее Кураха, потому что курахский перевал был покрыт глубоким снегом. В Казикумухе в это время появилась сильная чума.
На другой день по взятии Кураха, старшины всех селений кюринских явились к генералу Хатунцову с изъявлением полной покорности, охотно приняли присягу на верноподданство и просили, на будущее время, защиты от покушений Сурхай-хана.
Главнокомандующий войсками в Грузии, генерал маркиз Паулуччи, желая воспользоваться занятием Кюры для поимки Ших-Али-хана, главного виновника всех беспорядков в Дагестане, имевшего надежное прибежище недалеко от Казикумуха, в сел. Сумбат, — поручил генералу Хатунцову войти в сношение с Сурхай-ханом и предложить ему выдать Ших-Али-хана и дать в аманаты Нух-бека, за что обещать ему полное прощение и возвращение под его власть Кюры; но Сурхай-хан отказался положительно исполнить эти требования. Главнокомандующий, не имен возможности держать в Кюре постоянно войска в достаточном числе для защиты ее и находя рановременным введение там русского управления, счел за лучшее образовать из нее особое владение и поручить управление им Аслан-беку, известному своими отличными способностями и непримиримому врагу дяде его, Cypxaй-хану, со стороны которого можно было ожидать постоянных покушений на присоединение вновь Кюры к Казикумуху.
Аслан-бек охотно согласился на сделанное ему предложение и 4-го января 1812 года торжественно, в присутствии генерала Хатунцова и коллежского советника Могилевского, назначенного для заключения с ним условий, присягнул на верноподданство и подписал предложенный ему трактата, сущность которого заключалась в следующем:
1) Аслан-бек и его преемники не должны признавать над собою ни чьей власти, кроме власти русского императора и его наследников.
2) Аслан-бек и его преемники не должны вступать ни в какие связи и союзы с соседними владетелями и вольными обществами, без разрешения главнокомандующего.
3) Жителям Кюринского владения предоставляется пользоваться всеми правами, наравне с прочими верноподданными России.
4) Аслан-беку предоставляется право разбирать все дела, касающиеся до внутреннего управления, и производить суд и расправу по его усмотрению.
5) Аслан-бек обязывается вносить ежегодно подати по 3000 червонцев и по 3000 четвертей хлеба (2500 четвертей пшеницы и 500 четвертей ячменя) .
В залог своей верности Аслан-бек должен выдать в аманаты старшего своего сына Нуцал-бека и 2-х сыновей почетнейших кюринских старшин.
Кроме трактата, 23-го января 1812 же года, были заключены с Аслан-беком дополнительные условия, которыми он обязался: 1) отдать сел. Курах, кроме жителей, в полное распоряжение русского гарнизона (2 бат. пехоты и 1 сотня казаков), оставленного для защиты кюринского владения; 2) всеми мерами стараться привести в покорность России соседние вольные общества.
В это же время Аслан-беку пожалован чин полковника, инвеститурная грамота на достоинство хана кюринского, знамя с российским гербом и драгоценная сабля .
Едва только Аслан-хан успел утвердиться в Курахе, как Сурхай-хан начал делать покушения на возвращение Кюры под свою власть; сыновья его беспрерывно появлялись в окрестностях Ричи и Чираха и склоняли жителей к неповиновению. Аслан-хан, желая отомстить за это, собрал милицию и предложил майору Рябинину, начальствовавшему гарнизоном в Курахе, в марте 1812 года, сделать набег к Казикумуху. Около Хозрека они были встречены довольно значительным числом казикумухцев и должны были возвратиться без всякого успеха, потеряв несколько человек убитыми и раненными.
В мае братья Аслан-хана—Гассан-Ага, отличавшийся необыкновенною храбростью, и Фет-Али-бек, удерживаемые Сурхай-ханон силою, бежали из Казикумуха в Курах.
Сурхай-хан, горевший желанием во что бы то ни стало возвратить под свою власть Кюру, обратился с просьбою о помощи к персидскому правительству и получил от шаха фирман; в это же время он вел переговоры чрез шамхала Мехти-хана о принятии его вновь в подданство России и склонял акушинцев и аварцев дать ему помощь для овладения Кюрой. Для разъяснения всех этих обстоятельств генерал-майор Хатунцов, в июле 1812 года, собрал отряд и двинулся к сел. Рича. Сурхай-хан, не надеясь устоять с одними казикумухцами и опасаясь движения отряда к Казикумуху, открыл переговоры, согласился принять присягу на подданство и обещался на будущее время жить спокойно. Дело это окончилось тем, что, после 10 дневного ожидания, к генерал-майору Хатунцову приехал сын Сурхай-хана Муртузали и привез подписанный и скрепленный печатью отца присяжный лист и письмо, в котором Сурхай-хан извинялся, что, по старости и слабости здоровья, не может лично прибыть к отряду, и вместе с тем просил о возвращении на родину всех военнопленных казикумухцев, взятых в предшествовавшие годы. Просьба эта была исполнена; но Сурхай-хан не долго держал свое обещание жить смирно.
В мае 1813 года он собрал значительное число казикумухцев и двинулся к Кураху; курахский гарнизон и кюринская милиция, собранная Аслан-ханом, встретили его около селения Гельхан и совершенно разбили. Вследствие этого поражения, Сурхай-хан, не надеясь в скором времени предпринять что-либо серьезное против Аслан-хана, с 20 ближайшими своими родственниками отправился в Тавриз искать помощи у персиян, поручив управление Казикумухом сыну своему Муртузали-беку (брату Аслан-хана по матери), который еще и прежде, во время беспрерывных отлучек Сурхай-хана из Казикумуха, постоянно разбирал споры и жалобы жителей и своею справедливостью успел приобрести их расположение.
Аслан-хан, узнав об отъезде Сурхай-хана, тотчас же отправился в Казикумух, с целью овладеть им; но не мог там найти себе достаточного числа приверженцев, чтобы изгнать Myртузали. Причиною внезапного отъезда в Казикумух Аслан-хан в письме главнокомандующему выставил грубое с ним обращение военно-окружного в Дагестане начальника, генерал-майора Хатунцова, что было совершенно несправедливо. Хатунцов требовал только настоятельно взноса определенной трактатом подати, чего Аслан-хан не мог исполнить, потому что жители доселе не платили никаких податей и отказывались от них с ропотом. В августе этого же года Аслан-хан, уверявшись предварительно, что самовольная отлучка его в Казикумух не будет иметь дурных для него последствий, возвратился в Курах, но оставался там недолго. Братья его, Гасан-ага и Фет-Али-бек, из личных видов постоянно подстрекали его не оставлять намерения завладеть Казикумухом, обещая свое содействие. Аслан-хан согласился на их предложение и в марте 1814 г., со всем семейством, переехал в Казикумух, перевез туда имущество и перегнал скот и лошадей. Этот поступок навлек на Аслан-хана подозрение в измене, потому что, по некоторым известиям, в это время Султан-Ахмед-хан аварский, недовольный нашим правительством, не назначавшим ему денежного жалованья, собирал партии, с целью сделать нападение на Кубу, хотя Гасан-ага и сообщил курахскому коменданту, что Аслан-хан отправляется в Казикумух только для того, чтобы расстроить замыслы Султан-Ахмед-хана;
Сурхай-хан-Кун-Буттай проживал в Тавризе, при мнимом наследнике персидского престола, Абаз-Мирзе, стараясь различными происками получить помощь войском и деньгами. Но начавшиеся скоро переговоры о мире и заключение, 12 октября 1813 года, Гюлистанского трактата, по которому Персия навсегда отказалась от вмешательства в дела дагестанских владетелей, лишили его надежды получить какую-либо помощь. Уверившись окончательно, что ему нечего ожидать от Персии, Сурхай-хан решился возвратиться в Казикумух. В начале августа 1814 года он с семейством, родственниками и служителями, всего до 120 человек, выехал из Тавриза. Главнокомандующий получив об этом известие, сделал распоряжение о задержании его, где окажется возможным.
На переправе чрез Куру, Сурхай-хан был настигнуть милициею и казаками, под начальством елисаветопольского окружного начальника, подполковника Калатузова, и разбит совершенно; он потерял все свои вьюки, 35 человек убитыми и 10 пленными, но сам с раненною, женою успел спастись, послав для задержания преследовавших его казаков отборных людей, под начальством сына своего Захария-бека, который при этом был убит казаками.
В числе захваченных в плен были внук Сурхай-хана, Гатам, сын Нух-бека, и несколько других родственников.
Чрез владение бывшего султана елисуйского (ныне горный магал Самурского округа), Сурхай-хан пробирался к Хозреку, распуская везде слух, что он получил от главнокомандующего разрешение изгнать силою Аслан-хана из Казикумуха и снова овладеть ханством. Число приверженцев его беспрерывно возрастало, и когда он подошел к Хозреку, то имел при себе уже несколько сот человек; здесь встретил его брат Аслан-хана, Гассан-Ага, с кюринской милициею, но после непродолжительной перестрелки, потеряв несколько человек убитыми и раненными, ушел в Кюру. Когда об этом деле было получено известие в Казикумухе, Муртузали предложил Аслан-хану собрать сколько возможно преданных им казикумухцев и идти на встречу Сурхай-хану, чтобы не допустить его занять Казикумух; при этом он вызвался, вместе с братом Аслан-хана, Фет-Али-беком, идти вперед. Аслан-хан согласился на это; Муртузали-бек, отойдя от Казикумуха верст десять, сделал привал, напоил пьяным Фет-Али-бека, и когда он заснул, велел отрубить ему голову и послал ее в Хозрек к Сурхай-хану, в доказательство того, что он готов принять отца без всякого сопротивления. Узнав об этом поступке брата, Аслан-хан, с женою Уми-Гюль-сум-бике, бежал столь поспешно, что даже не успел захватить с собой необходимого платья, и окольным путем, чрез Акушу, Кайтаг и Табасарань, пробрался в Касум-Кент и вновь вступил в управление Кюринским ханством. В начале 1815 года он ездил в Тифлис, где успел вполне оправдать пред главнокомандующим свое поведение и отлучку в Казикумух, и кроме того, для лучшей защиты Кюры от покушений Сурхай-хана, испросил согласие главнокомандующего на занятие сел. Чираха постоянным гарнизоном из 2 рот пехоты.
Сурхай-хан, заняв беспрепятственно Казикумух, объявил, что он будет управлять казикумухцами как и прежде. Но вскоре он встретил весьма сильное противодействие со стороны сыновей своих, Нух-бека и Муртузали-бека. Первый, пользуясь своею популярностью между казикумухцами и имея сильную партию, настоятельно требовал от Сурхай-хана принять какие он хочет меры к освобождению сына его Гатама, содержавшегося в Тифлисе, а второй, приобретя общую любовь народа во время отлучки Сурхай-хана, явно стремился к тому, чтобы захватить в свои руки всю власть. При таких обстоятельствах Сурхай-хан решился обратиться к главнокомандующему генералу Ртищеву, с изъявлением покорности и с просьбою об освобождении внука его Гатам-бека. В письме своем Сурхай-хан, раскаиваясь в неоднократных изменах, обещал загладить прежние поступки ревностною службою для пользы России и предлагал свои услуги к поимке и выдаче беглого грузинского царевича Александра. Главнокомандующий, зная по опыту, на сколько можно было верить Сурхай-хану, не отвечал как на первое, так и на по следующие его письма, тем более что Сурхай-хан, испрашивая прощение, не переставал употреблять все средства для овладения Кюрой и в августе 1815 года появился с казикумухцами в окрестностях Кураха, но разбитый курахским гарнизоном, под начальством майора Поздревского, возвратился в Казикумух.
Влияние и значение Муртузали постоянно увеличивались в Казикумухе, и Сурхай-хан, опасаясь скоро совершенно потерять власть, решился от него избавиться, во что бы то ни стало. В первых числах марта 1816 года, по его приказанию, внук его Магомед-бек (сын Нух-бека) выстрелом из пистолета смертельно ранил Муртузали, а племянник Гарун-бек (сын Иса-6ека) дорубил его шашкою. По смерти Муртузали настояния Нух-бека об освобождении сына его Гатана усилились, так как его сторону приняли многие недовольные убийством Муртузали; это и заставило Сурхай-хана послать в Тифлис сына своего Джафар-бека, с письмом главнокомандующему, в котором он вновь просил принять его еще раз в верноподданство и предлагал, в залог его верности, оставить Джафар-бека аманатом в Тифлисе. Просьба эта была принята; Сурхай-хан в последний раз приведен торжественно к присяге на вечное верноподданство России, признан и утвержден ханом казикумухским; Гатам-бек и другие пленные отпущены из Тифлиса домой.
Но и на этот раз Сурхай-хан недолго держал свою клятву; вскоре он начал тайно оказывать свое содействие Султан-Ахмед-хану аварскому, уцмию Адиль-Гирею, Гирей-беку казанищенскому и Ших-Али-хану, производившим беспорядки в Дагестане с начала 1819 года.
Генерал Ермолов, в предписании 4-го марта 1819 г., на имя генерал-майора барона Вреде, назначенного военно-окружным в Дагестане начальником, писал следующее:
«Сурхай-хан казикумухский, несколько раз изменявший и на которого никак полагаться не должно, требует осторожного с ним поведения, и потому — оказывать ему вежливости, и ни в чем не верить. Существующая между им и полковником Аслан-ханом вражда должна быть поддерживаема скрытным образом».
«Полковник Аслан-хан кюринский с давнего времени замечен верным и усердствующим нам; но в том желаю я наиболее удостовериться, ибо предместник ваш, господин генерал-майор Пестель, несколько раз делал противные на счет его замечания. Они могут происходить от внушений брата сего хана, по имени Гассан-аги, к которому народ, по чрезвычайной храбрости его, имеет привязанность и который возмущает он против брата и, вероятно также, желает худо расположить к нему начальство».
Генерал-майор Пестель об Аслан-хане писал, между прочим, следующее: «он, по прибытии отряда нашего к сел. Башлы , имел тайное свидание с Султан-Ахмед-ханом аварским, и во время сражения приказывал своей милиции песнами давать знать неприятелю о малочисленности наших войск и чтобы смелее нападали».
«Он налагает на кюринцев чрезмерные подати и часть денег передает в горы. Отбирает у своих подвластных силою дочерей, продает их и меняет чеченцам на лошадей. Многих казнит смертью».
Скоро действия Сурхай-хана обнаружились, и генерал Ермолов, после поражения горцев при сел. Балтугай, решился предпринять серьезное движение к Казикумуху. С этою целью во второй половине 1819 года было приступлено к заготовлению провианта в Чирахе. Сурхай-хан, узнав об этом, решился предупредить нападение. В половине октября он собрал казикумухцев и 19-го числа напал на Чирах, занятый 2 ротами Троицкого пехотного полка, под командою капитана Овечкина, рассчитывая уничтожить весь запас провианта; но после продолжительной перестрелки, не надеясь овладеть Чирахским постом, отступил к Хозреку и потом в Казикумух, где деятельно занялся набором возможно большого ополчения. Благодаря деньгам и начавшейся развиваться в это время, в следствии особых причин, ненависти горцев к русским, Сурхай-хану удалось к половине декабря собрать более 20,000 человек; небольшую часть этого сборища он отправил под начальством Нух-бека в помощь Акуше, куда в это время генерал Ермолов предпринял экспедицию, а сам с остальными 19-го числа появился около Чираха, занятого теми же 2 ротами и 80 человеками кюринской милиции. Горцы, надеясь на свою многочисленность, храбро нападали на малочисленный гарнизон, стойко защищавшийся в домах и отдельных жительских башнях. В одной из таких башен заперся прапорщик Щербина с горстью храбрых и выстрелами наносил чувствительную потерю неприятелю; горцы, разъяренные этим, обратили все внимание на эту башню, но только к вечеру успели разрушить ее, причем погибли остававшиеся еще в живых защитники ее. Ночью Сурхай-хан, потеряв много людей убитыми и раненными, отступил к Хозреку; скопище его разошлось по домам. В этом деле из чирахского гарнизона убыло убитыми 2 обер-офицера и 43 человека нижних чинов, раненными 1 обер-офицер, 24 нижних чинов и 6 человек кюринских милиционеров.
Прокламациею , к жителям кубинским, дербентским и к бакинским, изданною в Дербенте 19-го января 1820 года, генерал Ермолов, объявляя об измене Сурхай хана, назначил ханом казикумухским полковника Аслан-хана кюринского. Оставалось только изгнать Сурхай-хана из Казикумуха. С этою целью в начале июня 1820 года в Курахе был собран отряд, под начальством генерал-майора князя Мадатова; Сурхай-хан решился защищаться на сколько возможно, собрал преданных ему казикумухцев и аварцев и встретил 13-го июня отряд князя Мадатова на перевале между Чирахом и Хозреком; но сборище его не выдержало атаки русских войск; скоро все бросилось бежать, оставя в руках победителей 800 человек пленных и 11 значков. В этом деле убит храбрый Гассан-ага, брат Аслан-хана, бывший впереди с кюринской милицией.
Генерал князь Мадатов, не останавливаясь, пошел в Казикумух и, заняв его без бою, водворил полный порядок, передал управление Аслан-хану и 20-го июня выступил с отрядом обратно на плоскость. Сурхай-хан бежал в Согратль, где надеялся выждать удобного случая для возвращения Казикумуха под свою власть; но он скоро убедился, что на это ему ни остается никакой надежды, потому что Аслан-хан зорко следил за всеми его действиями и жестоко преследовал не только всех приверженцев Сурхай-хана, но и тех, которые входили в какие-либо с ним сношения. При таких обстоятельствах Сурхай-хан решился отправиться в Персию, что ему и удалось сделать в начале августа 1820 года, при посредстве Мустафы-хана ширванского, родственника его по женской лиши; с ним ушел сын его Нух-бек и несколько человек приближенных нукеров. В апреле 1821 года внук Сурхай-хана Магомед-хан, спасаясь от кровомщения со стороны Аслан-хана за убийство Муртузали, также бежал в Персию к отцу.
В начале декабря 1820 года, с полковником Аслан-ханом заключен особый трактат, как с владетелем Казикумуха. Главными статьями этого трактата были следующие:
1) Аслан-хан утверждается во владении ханством Казикумухским и к прежнему достоинству хана кюринского присоединяется звание хана казикумухского.
2) Хан обязан охранять свои границы и идти с войсками, куда прикажут.
3) При постройке укреплений и проложении дорог в его владениях, обязан помогать зависящими от него средствами.
4) В Кюринском и Казикумухском ханствах содержать постоянно 160 человек конницы, для употребления ее в караулы и разъезды, по усмотрению начальства.
5) Хану предоставляется право разбирать по закону и обычаям казикумухским все дела, кроме уголовных, которые должны быть разбираемы русским военным судом, для чего преступников отправлять к начальству .
6) Предоставляется Аслан-хану к Кюринском ханстве постановить наибом сына своего, или кого заблагорассудит; но отнюдь не соединять обоих ханств вместе, а каждым управлять особо .
7) Количество ежегодной дани положено определить по рассмотрении, сколько жители ханства могут платить без отягощения. Дань эта в последствие определена в 3000 руб. сер.
По принятии Аслан-ханом присяги в верности по новому назначению и по подписи им трактата, объявлено о пожаловании ему чина генерал-майора. В следующем году ему Высочайше пожалованы инвеститурная грамота, знамя с российским гербом и драгоценная сабля.
Сурхай-хан, проживая в Персии, не переставал ходатайствовать у персидского правительства о пособии ему войсками и деньгами, для возвращения утерянного им владения. В июле 1826 года, он, пользуясь вторжением персиян в Грузию, успел пробраться в Шемаху, и потом чрез Казикумух в Согратль, стараясь привлечь к себе казикумухцев и возбудить их против Аслан-хана и русского правительства, и в тоже время отправил сына своего Нух-бека в Константинополь искать помощи у туров. Но все его попытки остались без успеха, и в 1827 году он умер в Согратле, на 83 году от роду, приказав похоронить себя на купленном им для этого участке земли. Незадолго до его смерти Аслан-хан предлагал ему помириться с ним и переехать жить в Казикумух; но Сурхай-хан отверг это предложение. В следующем году умер и Нух-бек в Турции.
По сказанию знавших Сурхай-хана, он был большего роста, вид имел, в особенности под старость, грозный, отличался большою ученостью, в мусульманском духе, и славился как беспристрастный и справедливый судья.
Аслан-хан переехал на житье в Казикумух тотчас по занятии его князем Мадатовым, а управление Кюринским ханством поручил племяннику своему Гарун-беку, третьему сыну Таир-бека, исполнявшему беспрекословно все требования хана, который в особенно-важных случаях сам приезжал в Кюру для личных распоряжений.
В 1824 году, вследствие учения о мюридизме, распространяемого ярагским муллою Магомедом, жители как этого селения, так и нескольких соседних, начали ходить по окрестностям с шашками, объявляя газават. Генерал Ермолов, узнав об этих беспорядках, вытребовал к себе в Кубу Аслан-хана и приказал ему принять меры к прекращению их. Аслан-хан, приехав в Касум-Кент, призвал Муллу-Магомеда с последователями, но ограничился тем, что поколотил Муллу, у которого на другой день просил в этом извинения, запретил распространять новое учение в своих владениях и донес генералу Ермолову, что им восстановлен в Кюре полный порядок. Такие распоряжения послужили только к большему развитию учения Муллы-Магомеда, и когда, в 1825 г., генерал Ермолов потребовал от Аслан-хана арестовать Муллу-Магомеда и доставить его в Тифлис, то хотя он и был арестован, но вслед затем, с согласия Аслан-хана, отпущен из Кураха в Вольную Табасарань, откуда в 1826 году возвратился в Яраг, а в 1830 г., при новом настоятельном требовании о выдаче его, успел, при помощи хана, уйти в Аварию.
Подобною добросовестностью, отличались и другие действия Аслан-хана, старавшегося, при случае, показать свое содействие нашей власти к прекращению беспорядков, возникших вследствие развития мюридизма, и в тоже время тайно содействовавшего Кази-Мулле и Гамзат-беку.
Так, в 1829 году, люди, посланные Кази-Муллою в Кубу, были ограблены кюринцами; Аслан-хан, узнав об этом, отыскал виновных, строго наказал их и возвратил Кази-Мулле взысканный с них за ограбленные вещи деньги, при извинительном письме.
В 1830 году он ходатайствовал об освобождении Гамзат-бека, заарестованного, как мятежника, после неудачного его похода в нынешний Закатальский округ. Ходатайство это было уважено, с тем, чтобы в Тифлис был доставлен аманатом племянник Гамзат-бека, который вскоре по освобождении Гамзат-бека бежал, но на перевале чрез главный хребет погиб от холода и метели.
Аслан-хан, ненавидевший семейство аварских ханов, вследствие обиды, нанесенной ему отказом в выдаче замуж дочери ханши Паху-бике, Султанаты, за сына его, Магомед-Мирзу, и рассчитывая получить в управление Аварию, по истреблении аварских ханов, — воспользовался пребыванием Гамзат-бека в Казикумухе, чтобы возбудить в нем желание во что бы ни стало исполнить это намерение. Старания его увенчались полным успехом. Гамзат-бек, сделавшись после Кази-Муллы имамом, в августе 1834 года истребил аварских ханов, за что получил от Аслан-хана, тайно, особую благодарность, подарок и обещание в помощи при дальнейших его предприятиях.
Аслан-хан, назначенный главнокомандующим по смерти аварских ханов управлять и Аварией, послал в Хунзак племянника своего, Гаджи-Ягья, второго сына Таир-бека, отличавшегося особою приверженностью к мюридизму.
17-го апреля 1836 года Аслан-хан умер в Казикумухе, после непродолжительной болезни. После него остались два сына — майор Нуцал-Ага и поручик Магомед-Мирза, оба слабые здоровьем и не отличавшиеся особыми способностями, — и жена, Умми-Гюльсум-бике, дочь Сеид-бека, брата Сурхай-хана-Кун-Буттая, женщина весьма умная и имевшая большое влияние на казикумухцев.
IV.
Нуцал-хан. Магомед-Мирза-хан. Умми-Гюльсум-бике. Махмуд-6ек. Беспорядки в Казикумухе. Занятие его Шамилем. Гаджи-Ягъя. Изгнание Шамиля из Казикумуха полковником князем Аргутинским-Долгоруким. Абдул-Рахман-бек. Гарун-бек. Назначение ханом казикумухским Агалар-бека, а кюринским Юсуф-бека. Упразднение ханской власти и образование из обоих ханств округов.
По смерти Аслан-хана, командир отдельного кавказского корпуса и главноуправляющий гражданскою частью, генерал-адъютант барон Розен назначил ханом казикумухским и кюринским и управляющим Авариею майора Нуцал-Агу, предоставив ему все те права, которыми пользовался отец его; при этом он произведен в полковники.
Для управления Аварией Нуцал-хан послал в Хунзак, вместо Гаджи-Ягья, брата своего Магомед-Мирзу; этим и ограничилась вся его деятельность, как правителя. 20-го августа 1838 года он умер, после краткой болезни.
По смерти Нуцал-хана из сыновей Аслан-хана оставался только поручик Магомед-Мирза, слабый здоровьем и характером и потому малоспособный к управлению таким народом, как казикумухцы; однако эти обстоятельства не помешали генералу барону Розену назначить его ханом, в тех видах, что казикумухцы заявляли особую приверженность к нему, как сыну Аслан-хана. Вскоре по его назначении, следующее происшествие весьма возвысило его в глазах народа и заставило враждебные ему партии быть осторожнее в своих замыслах против него. Еще Аслан-хан несколько раз выражал желание отомстить племяннику Сурхай-хана Гарун-беку, за участие в убийстве Муртузали-бека, но не успел этого исполнить, потому что Гарун-бек скрывался в дальних Рутульских селениях и появился в Казикумухе только на поминках по Аслан-хане; но Нуцал-хан приказал не трогать его. Это обстоятельство, а также и надежда на поддержку своей многочисленной родни, дали Гарун-беку повод приехать в Казикумух, и на поминки по Нуцал-хане. Прибыв в Казикумух, Гарун-бек отправился к Магомед-Мирза-хану, чтобы выразить свое сожаление о смерти его брата. Хан, обедавший в это время с Ахмед-ханон мехтулинским, едва только увидел вошедшего Гарун-бека, как велел своим нукерам отрубить ему голову, что и было ими немедленно исполнено.
При назначении ханом, Магомед-Мирза, по примеру его предшественников, произведен в полковники и получил инвеститурную грамоту.
При отъезде из Хунзака, Магомед-Мирза-хан не оставил никого для управления Аварией и только по настоятельной просьбе аварцев отправил к ним Гаджи-Ягья, с несколькими всадниками казикумухской милиции. Начальство, имея в виду доставить Магомед-Мирза-хану большее значение в глазах аварцев, предложило ему жениться на вдове Нуцал-хана аварского Гейбат-бике, на что она была согласна; но он не только отклонил это предложение, видя нерасположение к себе аварцев и не желая противодействовать проискам Ахмед-хана мехтулинского, а просил, в октябре 1836 года, освободить его от управления Авариею, ссылаясь на слабость здоровья; просьба эта была уважена и Ахмед-хан назначен на его место.
В 1837 году Магомед-Мирза-хан принял, с казикумухской милицией, деятельное участие в аварской экспедиции, и 7 июля в его лагерь, по условию с начальником отряда, генералом Фезе, явился Шамиль для принятия присяги, на коране, в том, что более не будет возбуждать горцев к войне с русскими.
В октябре 1838 года Магомед-Мирза-хан отправился в Курах для личного наблюдения за сбором кюринской милиции, предназначавшейся для действий против ахтинцев и рутульцев, возмущенных Мустафою-Магомедом, выдававшим себя за сына шекинского хана, умершего в Персии. Поездка эта окончательно расстроила его здоровье, и он, слабея день ото дня, 15-го октября умер в Курах, — что и дало повод к распространению в народе слухов, будто бы Аслан-хан, Магомед-Мирза-хан и Нуцал-хан были отравлены медленным ядом, в чем подозревались родственники их, добивавшиеся ханского достоинства.
Из семейства Аслан-хана остались в живых только жена его Умми-Гюльсум-бике и малолетняя внучка Шамай-бике, дочь Нуцал-хана. Из числа же его племянников, имевших претензии на ханское достоинство, замечательны были только Абдул-Рахман-бек, сын Омар-бека, и Гарун-бек, постоянно, со времени Аслан-хана, управлявший Кюринским ханством; остальные не имели особого значения и влияния в Казикумухе, по своей бедности или малолетству. Большинство же народа было расположено только в пользу Умми-Гюльсум-бике. Корпусный командир, генерал Головин, желая воспользоваться этими обстоятельствами для присоединения Елисуйских владений к Джаробелоканской области и для окончательного разъединения Казикумухского и Кюринского ханств, предложил бывшему в то время владетелем еллисуйским, майору Даниель-султану, как племяннику Аслан-хана по женской линии (мать султана, Туту-бике, была родная сестра Аслан-хана), принять в свое управление Казикумухское ханство, с тем чтобы из Елису было образовано особое приставство, с присоединением к Джаробелоканской области, и чтобы кюринский наиб Гарун-бек во всем подчинялся военно-окружному начальнику в Дагестане. Даниель-султан отказался от этого предложения, ссылаясь на нежелание свое оставить родовые владения и действовать против интересов Умми-Гюльсум-бике, прибавив при этом, что ему известно, что большая часть казикумухцев поклялась никому не служить, кроме старой ханши.»
В это время все члены казикумухской ханской фамилии, кроме Таир-бека, разными происками старались попасть в ханы, для чего каждый составлял себе особую партию. Беспорядки в Казикумухе дошли до того, что Умми-Гюльсум-бике, с племянником Махмуд-беком, сыном Таир-бека, и с тремя-стами преданными ей нукерами, опасаясь насилия со стороны претендентов, должна была запереться в ханском замке; но вскоре, убедясь, что большинство народа сочувствует ее интересам распустила стражу.
Генерал Головин, заключив из этих обстоятельств об особой преданности народа к Умми-Гюльсум-бике, назначил ее правительницею, но с тем условием, чтобы оба владения, под общим только названием ханства Казикумухского и Кюринского, как это было и прежде, управлялись каждое особо и совершенно независимо одно от другого. Правителем кюринским утвержден Гарун-бек. В помощь к Умми-Гюльсум-бике назначен, согласно ее желанию, Махмуд-бек; но при этом не были определены положительно права его.
Абдул-Рахман-бек и Гаджи-Ягья остались весьма недовольны этим распоряжением; последний отправился в сел. Типпиг, Агул-Кошанского магала, требовал от жителей присяги на верность, хотел ввести шариат и заставлял всех молиться с ним в мечети; но вскоре братья его, Башир-бек и Юсуф-бек, заставили его возвратиться в Казикумух, где майор Корганов, посланный туда корпусным командиром для наблюдения за ходом дел, взял с него клятву, что он будет жить спокойно и никуда не уедет, в чем поручились за него отец его Таир-бек и брат Махмуд-бек.
Абдул-Рахман-бек за произведенные им беспорядки был вызван в Дербент и ему приказано жить в селении Зухул, под надзором военно-окружного начальника.
Ханша Умми-Гюльсум-бике вела совершенно отшельническую жизнь, почти никого не принимала и занималась только оплакиванием мужа и сыновей, предоставив остальное племяннику Махмуд-беку; но он, не имея ни власти, ни значения, не мог ничего сделать — его решительно никто не хотел слушать. Следствием всего этого был полнейший беспорядок; жители не хотели даже слушать своих старшин. Видя это, ханша Умми-Гюльсум-бике заявила майору Корганову о желании своем отказаться от управления ханством и просить о назначении вместо нее Абдул-Рахман-бека; последнюю мысль внушила ей сестра ее Рогоят-бике, мать Абдул-Рахман-бека, не смотря на то, что другой сын ее, Абдулла-бек, при смерти Магомед-Мирза-хана покушался разграбить ханское имущество, а муж ее Омар-бек был постоянно в главе партий, действовавших против Умми-Гюльсум-бике. Но майор Корганов успел отговорить ханшу от этого намерения, убедив ее, что новый хан, по примеру своих предшественников и по заведенному изстари порядку в Дагестане, не упустит случая, пользуясь своими правами, отобрать от нее все ее имущество и она на старости лет останется в самом плачевном положении. Поэтому Умми-Гюльсум-бике ограничилась только просьбою к корпусному командиру о дозволении Абдул-Рахман-беку возвратиться на житье в Казикумух. Но он не дождался этого разрешения и в октябре 1840 года самовольно уехал из Зухула в Казикумух, по случаю смерти жены, и, тайно поддерживаемый ханшею, не хотел оттуда выезжать, не смотря на неоднократные требования военно-окружного в Дагестане начальника и корпусного командира. В короткое время он успел составить себе сильную партию и начал преследовать лучших нукеров хана, сохранявших полнейшую преданность и ханше. В марте 1841 года Умми-Гюльсум-бике опасно заболела. Абдул-Рахман-бек, рассчитывая, что она умрет, занял своими нукерами ворота ханского дома и поставил караул к ханскому имуществу, — но предположения его не оправдались: Умми-Гюльсум-бике скоро выздоровела, и хотя Абдул-Рахман-бек уверял ее, что явился к ней в дом, только для того, чтобы узнать о ее здоровье и позаботиться о ней, она настоятельно требовала, чтобы он ехал в Тифлис, что он и исполнил.
В это же время Гаджи-Ягья, не надеясь на поддержку в Казикумухе, уехал тайно оттуда и разъезжая по Верхнему Кайтагу и Вольной Табасарани уговаривал жителей принять его сторону и идти с ним в Казикумух; не найдя однако в них никакого сочувствия, он бежал к Шамилю.
С начала 1842 года до корпусного командира стали доходить сведения, что многие из членов казикумухской ханской фамилии, в особенности сыновья Таир-бека, постоянно ведут переговоры с Шамилем, чрез Гаджи-Ягью, и выжидают случая прибегнуть к его помощи. Слухи об этом постоянно подтверждались, и потому генерал Головин решился удалить от всякого участия в управлении Казикумухским ханством Махмуд-бека, назначив управляющим Абдул-Рахман-бека, успевшего в Тифлисе оправдать прежнее свое поведение и выказать особую преданность нашему правительству. В этом назначении представлялась еще та выгода, что Абдул-Рахман-бек, как непримиримый враг всему роду дяди своего Таир-бека, постарался бы, из личных видов, разрушить все замыслы сыновей Таир-бека. Назначение это не успело еще состояться окончательно, как в Казикумухе появился Шамиль.
Еще с того времени, когда Умми-Гюльсум-бике, в первый раз, просила о возвращении Абдул-Рахман-бека в Казикумух, Махмуд-бек начал сомневаться в расположении к нему ханши и, не желая лишиться даже той власти над народом, которую он пользовался номинально, вступил, чрез брата своего Гаджи-Ягью, в переговоры с Шамилем, при посредстве которого рассчитывал сделаться полновластным и самостоятельным ханом. Когда же было получено известие о предстоящем назначении Абдул-Рахман-бека, то Махмуд-бек решился не терять времени и послать просить Шамиля прийти с мюридами как можно скорее в Казикумух, ручаясь, что жители не окажут ему никакого сопротивления.
В это время дагестанский отряд генерала Фезе, бывший в Андалаке, двинулся к Унцукулю; для наблюдения же за скопищем Шамиля и для защиты от его покушений Казикумуха оставлен подполковник Снксарев, с милицией Самурского округа кюринскою и казикумухскою. Едва отряд генерала Фезе прибыл в Хунзак, Шамиль появился с значительным скопищем в Андалале и угрожал Казикумуху, не предпринимая однако ничего решительного, из опасения милиции, под командою подполковника Снаксарева, и, вскоре, распустив по домам горцев, сам уехал в Гидатль.
Снаксарев, убежденный находившимся при нем правителе Кюры Гарун-беком, что всякая опасность миновала, распустил почти всю бывшую при нем милицию по домам. Когда Шамиль поучил об этом сведение, то, собрав в короткое время до 8000 горцев, чрез Карах двинулся к Казикумуху и 18-го марта занял беспрепятственно селение Бухти; бывшие в этом селении 70 человек кюринской милиции бежали, но большая часть их перешла к Шамилю, который для овладения соседними казихумухскими селениями послал Гаджн-Ягью. 18-го марта все селения, находящиеся к северу от Казикумуха, охотно приняли Гаджи-Ягью, а жители их присоединились к сборищу Шамиля. Подполковник Снаксарев успел наскоро собрать до 3000 человек казикумухцев; к нему также успел прискакать Гарун-бек с 300 кюринцев. С этими милициями Снаксарев решился встретить Шамиля и защищаться на горе Каруна-Баку, командующей Казикумухом с севера.
21-го марта, утром, Шамиль подошел к Казикумуху; милиция Снаксарева разбежалась после нескольких выстрелов, а он сам, с бывшими при нем казаками и самурскими нукерами, успел занять ханский замок находящийся на отдельном возвышении вне селения. Там же поместились адъютант генерала Фезе, прапорщик князь Орбелиани, только что приехавший в Казикумух с 24 нукерами Ахмед-хана Мехтулинского, Махмуд-бек и Гарун-бек, с кюринцами. Ханша Умми-Гюльсум-бике хотела бежать, но Снаксарев ее задержал; успели уйти только сыновья Омар-бека — Агалар я Абдулла.
В ханском замке оказалось много всякого рода запасов и, по крепости, он представлял довольно надежное убежище; подполковник Снаксарев решался защищаться в нем, надеясь, что ему удастся продержаться до прибытия на выручку наших войск.
Шамиль, заняв селение Казикумух, послал отборных мюридов овладеть замком; но все их аттаки были отбиты и к вечеру они отступили, понеся значительную потерю. Махмуд-бек и Гарун-бек предложили подполковнику Снаксареву воспользоваться этим успехом и вступить с Шамилем в переговоры; но когда он на это не согласился, то Гарун-бек отдал приказание своим людям, чтобы они более не смели стрелять в мюридов. Самурские нукеры, видя измену, советовали Снаксареву и всем русским бежать с ними ночью, ручаясь, что они проведут всех безопасно; но Гарун-бек, узнав об этом намерении, занял ворота замка и объявил, что до утра никого не выпустит.
Утром 22-го марта Махмуд-бек и Гарун-бек ушли к Шамилю, которого уверяли, что вчера не дрались против него и в доказательство своих слов предложили ему занять замок мюридами. Скоро огромная толпа, предводимая беками, двинулась к замку, а нукеры Гарун-бека отворили ворота. Подполковник Снаксарев, не видя никакой возможности защищаться с успехом, сдался. Его, прапорщика князя Орбелиани и казаков Шамиль объявил пленными и тотчас же отправил в горы; всем нукерам Ахмед-хана Мехтулинского, к которому имел особую ненависть, приказал отрубить головы, а самурских нукеров, обобрав донага, отпустил домой.
Движение дагестанского отряда генерала Фезе к Тилитлю заставило Шамиля спешить на помощь к этому селению, и потому он, поручив управление ханством Таир-беку и Гаджи-Ягье, назначенному наибом, выступил из Казикумуха, оставив в нем часть мюридов.
Гарун-бека Шамиль отпустил в Курах, взяв в аманаты сына его Аббас-бека. Махмуд-бека послал в Кюрийское ханство для наблюдения за движениями самурского отряда и для возбуждения жителей к восстанию. Омар-бек и ханша Умми-Гюльсум-бике отправлены под конвоем в Дарго; но на пути, жители Чоха, остававшиеся еще верными, отбили ханшу, и она возвратилась в Казикумух.
По удалении Шамиля, Гаджи-Ягья собрал казикумухцев и двинулся к Кураху, убеждая, кюринцев присоединиться к нему; но они отказались, потому что в это время уже приближался к Кураху отряд полковника Заливкина — и Гаджи-Ягья отступил, чтобы получить подкрепления из Казикумуха, Караха и Андалала; скоро его скопище достигло до 4000 человек, с коими он и решился напасть на авангарда отряда.
Полковник Заливкин, прибыв в Курах, вытребовал к себе Гарун-бека и отправил его в Тифлис; управление Кюринским ханством поручено брату его Юсуф-беку.
По получении известий о происшествиях в Казикумухе, корпусный командир счел нужным направить из Закавказья 4 батальона, которые прибыли в Кубу во второй, половине апреля и поступили под начальство полковника князя Аргутинского, которому поручено водворить порядок в Казикумухе.
Полковник Заливкин, в ожидании прибытия этого отряда, счел нужным заранее обеспечить удобнейший путь к Казикумуху, по Курахскому ущелью, и для этого расположил свой отряд частями от Кураха до Ричи; в последнем селении, под начальством капитана князя Орбелиани, находились две роты (1 Кавказского саперного батальона и 1 Ширванского полка), одно горное орудие, 1/2 сотни казаков и 3 сотни кюринской милиции.
На рассвете 1-го мая Гаджи-Ягья появился на ричинских высотах; кюринская милиция, бывшая при авангарде князя Орбелиани, бежала без выстрела; вслед за тем Гаджи-Ягья повел свои толпы в атаку, но она и последующая две были мужественно отбиты — и горцы, потеряв около 300 человек, поспешно отступили к Хозреку.
8-го мая князь Аргутинский прибыл в Ричу, куда собралось 4 батальона, дивизион горной артиллерии и несколько сотен елисуйской милиции, приведенной Даниель-Султаном.
Гаджи-Ягья, не смотря на неудачу, претерпенную им при Риче, решился защищать доступ к Казикумуху и сильно занял сел. Шаукул (на картах Щуарклю), в 5 верстах выше Казикумуха. 12-го мая князь Аргутинский подошел к этому селению и взял его, а горцы бежали; в этот же день отряд занял Казикумух. Гаджи-Ягья ушел к Шамилю, который, узнав о занятии Казикумуха нашими войсками, начал немедленно собирать горцев, чтобы попытаться снова завладеть этим весьма важным для него пунктом.
25-го мая Шамиль появился над Казикумухом с 5000 горцев, занял частью своего скопища сел. Хунчукат, а дру¬гую, большую часть, отправил дня занятия сел. Кулль (на картах Кюлюли), куда стали вскоре собираться и казикумухцы, боявшиеся разорения своих домов и увода в горы семейств, если не будут помогать Шамилю.
2-го июня князь Аргутинский одержал над Шамилем знаменитую кюлюлинскую победу и заставил его совершенно очистить ханство. С водворением порядка возник вопрос, как устроить управление Казикумухом, чтобы избежать на будущее время беспорядков, подобных минувшим.
Корпусный командир, не видя возможности держать постоянно в Казикумухе достаточное число войск, считал неудобным уничтожить совершенно ханское достоинство и потому оставил в полной силе оное прежнее распоряжение, т. е. управление ханство и поручил Абдул-Рахман-беку, под непосредственным наблюдением ханши Умии-Гюльсум-бике.
Абдул-Рахман-беку предоставлены были почти все права ханской власти; он был ограничен только в решении дел особой важности, которые должен был решать, по совещании с кадием и двумя старшинами, из особо влиятельных узденей , преданных правительству.
Управляющим Кюринским ханством оставлен Юсуф-бек, но без подчинения Абдул-Рахман-беку и совершенно от него независимо. Главный же надзор за обоими ханствами возложен на начальника войск, расположенных в них для их защиты и сохранения в них порядка.
В 1843 году, близь аула Хур, против Казикумуха, заложено укрепление Казикумухское на две роты, впоследствии обращенное в штаб-квартиру линейного батальона.
Абдул-Рахман-бек, вступив в управление ханством, для увеличения своего значения в народе женился на внучке Аслан-хана, Шамай-бике, дочери Нуцал-хана. Ханша Умми-Гульсум-бике, в 1844 году, два раза ходатайствовала о пожаловании Абдул-Рахман-беку Высочайшей грамоты на ханское достоинство, но оба раза ей было в этом отказано, потому что скоро обнаружилась неспособность Абдул-Рахман-бека к управлению. Он был корыстолюбив, невнимателен к просьбам жителей и вел постоянно нетрезвую жизнь. Страсть его к спирту особенно усилилась после тяжелой болезни, перенесенной им в 1845 году, — вследотвие чего явилось общее неудовольствие на него жителей, поэтому главнокомандующий князь Воронцов нашел нужным сменить Абдул-Рахман-бека, и 1-го сентября 1847 года, управление ханством поручил брату его, ротмистру-гвардии Агалар-беку, причем старая ханша Умии-Гюльсум-биве совершенно устранена от всякого вмешательства в управление. По особой инструкции, ханского права значительно были ограничены; но инструкция эта не всегда исполнялась в точности.
Абдул-Рахман-бек был вытребован в Тифлис, от куда его предполагалось отправить на жительство в Ахалцих; но это не состоялось, потому что он умер 23-го апреля 1848 года; чрез год умерла в Казикумухе и ханша Умми-Гюльсум-бике.
Агалар-хан умер летом 1858 года, и управление ханством поручено русскому штаб-офицеру, а по покорении Дагестана, образован особый Казикумухский округ.
Юсуф-бек управлял Кюринским ханством до 1847 года; в этом году вместо него был назначен опять Гарун-бек, успевший загладить свои поступки при взятии Казикумуха Шамилем в 1842 году; но вскоре Гарун-бек умер (22 января 1848 г.), и правителем ханства снова назначен подполковник Юсуф-бек.
12-го октября 1859 года Юсуф-бек, произведенный в 1856 г. в генерал-майоры свиты Его Величества, пожалован в ханское достоинство и управлял ханством до 1864 года; в этом году он отказался от управления, и из ханства образован особый округ — Кюринский.
А. К.
24-го апреля 1869 года.
Дербент.
Приложение I.
Господину генерал-майору и кавалеру Хатунцову.
Препровождая при сем к вашему превосходительству Высочайше утвержденную грамоту, Всемилостивейше пожалованную кюринскому владельцу Аслану-хану, и знаки инвеституры, состоящие в знамени с гербом Российской Империи и сабле, я поручаю вам немедленно все сие к нему доставить, вместе с письмом моим, при сем прилагаемым.
Высочайше утвержденная грамота, знамя с гербом Российской Империи и сабля должны быть поднесены хану торжественно, со всеми приличными почестями, следующим образом:
Начальник гарнизона Кюринской крепости, коль скоро оные к нему доставлены будут, должен тотчас уведомить Аслан-хана о присылке сих знаков Высочайшего к нему благоволения Его Императорского Величества и просить его, чтобы он назначил день, в который грамота имеет быть поднесена ему торжественно. Между тем хан должен собрать к себе сколько может почетнейших кюринских старшин и в назначенный день с ними явиться в избранное им самим публичное место, при собрании народа. Тогда начальник гарнизона, при своей квартире устроив воинскую команду из 100 человек рядовых с нужным числом офицеров, сам на богатой подушке, которую нарочно при сем посылаю, вынесет из своей квартиры Высочайшую грамоту, а за ним два обер-офицера должны нести — один знамя с гербом Империи распущенное, а другой саблю, лежащую в открытом футляре. При появлении его воинская команда должна тотчас отдать следующую честь при барабанном бое и с музыкою, буде оная там есть, а потом следовать парадом также при барабанном бое за Высочайшею грамотою до публичного места, где хан с чиновниками своими и народом будет находиться. По приближении же к хану, воинская команда станет во фронт. В тоже время начальник гарнизона, поднеся ему Высочайшую грамоту, скажет приличное приветствие и вручит оную хану, который, приняв оную, в знак почтения своего должен поцеловать и потом отдать первому своему чиновнику; за сим знамя и сабля таким же образом должны быть поднесены, приняты ханом и вручены его чиновникам. Между тем как сие будет происходить, воинская команда сделает на караул и барабанный бой должен продолжаться при трех в крепости пушечных выстрелах. После сего ханские уже чиновники с публичного места понесут грамоту, знамя и саблю в дом хана, который с русскими офицерами и своими чиновниками должен идти за ними, в провожании всего собрания и воинской команды с прежнею церемониею. В доме же своем хан, приняв сам от чиновников своих сии знаки Монаршей милости, положит оные на приготовленных нарочно для сего местах. После чего воинская команда возвратится на место.
Церемониал сей я полагаю нужным для того, чтобы сие произвело впечатление в народе, который сам увидит особенную милость Государя Императора к их хану и торжественное утверждение его владетелем над ними.
Генерал-лейтенант Ртищев. № 281, 20 июля 1812 года. Тифлис.
Приложение II.
Предписание генерала Ермолова жителям кубинским, дербентским и бакинским, от 19 января 1820 г.
ОБЪЯВЛЯЕТСЯ:
Сурхай-хан Казикумухский, скрывая изменнические и злодейские свои намерения, доселе одними ложными внушениями возмущал против Российского Великого Государя народы Дагестанские, наконец, нарушив данную на верность и подданство присягу, собрал шайку разбойников, напал в Чирахе на войска наши и в тоже время отправил сына своего против нас в помощь акушинцам.
В наказание гнусной измены Чанки Хамбутая Казыкумыкского, священным именем Великого Российского Императора в достоинство казыкумыкского хана возводится полковник Аслан-хан кюринский. Владение сие, похищенное у него злодеяниями Чанки-Хамбутая, поручается ему в управление за верность и усердие к Его Императорскому Величеству.
Во всех областях Российских и в здешней стране воспрещается принимать жителей казыкумыкских, которые не будут иметь паспортов за печатью полковника Аслан-хана. Войскам повелено преследовать их оружием, как неприятелей. Генерал Ермолов.
Приложение III.
Песня про поход Ермолова в Акушу (в декабре 1819 года).
Ермолов и Шамхал ежемесячно сходились на границе Дарги и советовались, как бы покорить ее.
Там, где ни курица, ни лисица, во всю свою жизнь, не могли бы отыскать тропинки, чтобы пробраться в Даргу, — Ермолов в три часа нашел дорогу .
Ермолов, в присутствии государя, ел очень мало — как ручной ястреб, а бросался на врагов — как голодный и разъяренный лев.
Руками он действовал, подобно железному молоту, ломающему камни.
Когда Ермолов сидел, то все беки пред ним стояли, как солдаты.
Ермолов, ты внезапно появился в Дарге, с повозками, наполненными серебром, и с лошадьми, навьюченными сумками с золотом.
Как два противные ветра сталкиваются в одном месте и потом разлетаются, так точно и акушинцы, страшась сильного и храброго Ермолова, узнав о его приближении, собрались в одну кучу, а едва увидели его — разбежались в разные стороны.
Как только Ермолов пришел в Акушу, постарели и поседели от страха акушинские кадии и старшины.
Народная память сохранит славу об Ермолове до тех пор, пока мир не разрушится.
Ермолов, не употребляя ни пороху, ни ружей, ни пушек, покорил вашу Даргу одной острой саблей.
Ермолов! разве тебе не жаль было разорять нашу Даргу, видя слезы и слыша плач и рыдание наших бедных жен и детей?
Ты приобрел в Дарге и на всем Кавказе столь великую славу, как турецкий султан .
Ты так разорил нас и навел столь великий и сильный страх на наш народ, как персидский шах .
Бедных ты наградил деньгами, а голодных накормил хлебом.
МЕХТУЛИНСКИЕ ХАНЫ .
По преданию, свежо сохранившемуся в народе, Мехтулинское ханство образовалось тому около 200 лет и получило название от основателя своего Мехти , которому народ добровольно отдался под управление.
Обстоятельства образования ханства рассказываются таким образом:
Один из членов казикумухского ханского дома, носивший означенное выше имя Мехти (с прозвищем Кара (черный), от которого предание именует его Кара-Мехти), по неудовольствиям с тамошним ханом, удалившись из Кумуха, стал проживать попеременно в разных деревнях, соседственных к населению, составившему в последствие Мехтулинское ханство. Живя в таком соседстве, Кара-Мехти вскоре сделался известным этому населению как человек, который способен удерживать принятое им под свое покровительство население от внутренних неурядиц и ограждать от набегов соседей.
По этой молве Кара-Мехти приглашен был сперва аймакинцами, а потом оглинцами, чтобы он принял их под свое покровительство. Примеру этих селений последовали вскоре и общества других одиннадцати селений, живших до того вольными, самостоятельными общинами, — и Кара-Мехти, приняв их в свое ведение, в непродолжительное время приобрел над всем отдавшимся ему народом власть правителя и военоначальника.
Первые годы управления Кара-Мехти, все потребное на продовольствие его и находившихся при нем людей жители доставляли, по мере надобности, разновременными добровольными сборами между собою, а потом, когда надобности эти определялись на столько, что годовые потребности на содержание правителя их сделались известны, тогда часть селений распределила между собою удовлетворено нужд правителя в виде определенных повинностей, а другие селения, менее достаточные, остались при одной обязанности выставлять по приказанию правителя вооруженных людей.
Вместе с тем народ предоставил Кара-Мехти в пользование некоторые участки общественных земель и пастбищных гор.
После Кара-Мехти власть и права, предоставленные ему народом, переходили к его потомкам, по праву старшинства в роде. Эти последние успели значительно усилить и укрепить за собою эти права и, войдя в родство с домами шамхала и аварских ханов, начали сами именоваться ханами. Но кто именно первый наследовал Мехти и сколько поколений прошло до того, пока достоинство владетеля досталось Ахмед-Хану-Аджи, — ни у старожилов, ни у нынешних членов ханского дома никаких верных сведений не сохранилось.
Современники же Ахмед-Хана-Аджи, из которых несколько человек находятся еще в живых, положительно удостоверяют, что он был второй сын Умы; что право ханствования должно было перейти к старшему брату его, Али-Султан-беку, но он не пожелал властвовать, а взяв в свой удел четыре деревни, предоставил остальные младшему брату, Ахмед-Хану-Аджи, на правах владетеля, и что чрез это введение хана поступили из прежнего нераздельного владения только девять селений, а четыре, составлявшие по численности населения около половины ханства, отошли особым уделом к старшему брату его.
Ахмед-Хан-Аджи-хан умер бездетно в 1797 году, когда Али-Султан-бек был еще жив; поэтому все ханство вторично доставалось ему; но он снова отказался и, оставшись при своем уделе, посадил на ханство старшего сына своего, Гасан-бека.
В 1800 году, со смертью аварского владетеля Омар-хана, пресеклась мужская линия тамошних владетелей. Единственная же дочь Омара, Паху-бике, находилась тогда в замужестве за вторым сыном Али-Султан-бека, Султан-Ахмед-беком. Поэтому и по желанию аварцев, возбужденному вдовою Омар-хана, Гийли-бике , Султан-Ахмед-бек призван был принять ханство Аварское.
Султан-Ахмед-бек согласился на это предложение и стал ханствовать в Аварии.
Таким образом, при жизни еще Али-Султан-бека, сыновья его сделались ханами: Гасан-бек — в Мехтулле, а Султан-Axмед-бек — в Аварии.
В 1807 году умер Али-Султан-бек, и хотя удел его должен был бы поступить к мехтулинскому владетелю, Гасан-хану, но брат его Султан-Ахмед-хан потребовал, чтобы удел отца их весь оставлен был за ним. Гасан-хан не стал спорить и предоставил Султан-Ахмед-хану селения Дургели, Кака-Шуру, Параул и Уруму, которые и состояли в исключительном владении его до прихода генерала Ермолова в Дагестан.
Генерал Ермолов пришел с войсками в Шамхальство Тарковское, с целью обозреть это владение и выбрать место для заложения в нем крепости, в 1818 году.
На пути следования его один только владетель тарковский Мехти-Шамхал встретил его приязненно, а все прочие владетели, которые считались тогда покорными Русской державе, выступили против него с своими подвластными и хотели воспрепятствовать движению нашего отряда. Но генерал Ермолов разбил их скопища в нескольких местах и, изгнав владетелей в горы, объявил их лишенными прав на занятые нашими войсками владения их, как это объяснено в бумаге, данной им Мехти-Шамхалу Тарковскому и сохранившейся в подлиннике в доме нынешнего шамхала.
Бумага эта следующего содержания:
«Господину Генерал-лейтенанту, Высокостепенному и Высокопочтенному Мехти-Шамхалу Тарковскому, Вали Дагестанскому».
«Ваше Превосходительство, сохраняя верность в службе Великого Государя Нашего, а паче при последнем возмущении Дагестана, в котором, кроме гор. Тарки, все владения Ваши приняли участие, оставаясь твердым в преданности к Его Величеству и находясь при войсках Его, — заслужили справедливое вознаграждение».
«Именем Великого Государя моего, по власти, Высочайше мне дарованной, присоединяю к владениям Вашим, в полное Ваше управление, имение изгнанных мною изменников: Султан-Ахмед-Хана Аварского, брата его Джунгутайского бека, Гасан-Хана, и Гирей-бека , состоящее в селениях: Параул, Шура, Дургели и Казанищи с окрестными деревнями. Надеюсь, что сия милость Государя Императора умножит усердие Ваше к Его службе».
«Селения сии отдаются Вашему Превосходительству за верность собственно лицом Вашим оказанную, а потому наследникам Вашим могут принадлежать не иначе, разве Государь Император соизволит дать на то подтверждение. В городе Тарки, Ноября 21 дня 1818 года. Генерал-от-Инфантерии Ермолов».
На основании этой бумаги удел аварского хана Султан-Ахмеда из Мехтулинского ханства, именно деревни: Кака-Шура, Дургели, Параул и Урума , поступили во владение Мехти-Шамхала.
Из прочих деревень ханства, признавших тогда полную покорность нашей власти (именно селения: Большой Дженгутай, Малый Дженгутай и Дуранги), образовано было особое приставство, над которым поставлен был сперва один из шамхальских чиновников, а потом русский офицер, — войсковой старшина Яков Батырев; но как изгнанные владетель мехтулинский и хан аварский постоянно подстрекали жителей к беспорядкам и, наконец, по их же подговору, пристав Батырев был убит изменнически, а восстановление на прочных основаниях нашего управления в этой часта края представляло много затруднений, то по ходатайству Мехти-Шамхала за детей Гасан-Хана, умершего в изгнании, вскоре после умерщвления пристава Батырева, генерал Ермолов дозволил детям Гасан-Хана, Ахмед-Хану и Али-Султану, явиться с повинною и, даровав им прощение, дал первому из них бумагу, сохранившуюся в доме хана в подлиннике .
В силу этой бумаги, Ахмед-Хан принял Мехтулинское ханство, за исключением удела дяди своего, аварского хана, состоявшего из четырех деревень, отданных генералом Ермоловым в 1818 году Мехти-Шамхалу, но вскоре после того шамхал выдал за Ахмед-Хана дочь свою (вдовствующую ныне ханшу Нох-бике), и передал ему одну из мехтулинских деревень, именно Кака-шуру, и тогда владение его составило десять деревень: 1) Большой Дженгутай, 2) Малый Дженгутай, 3) Дуранги, 4) Кака Шура, 5) Апши, 6) Оглы, 7) Ахкент, 8) Аймаки, 9) Кулецма, 10) Чоглы.
Младший брат Ахмед-Хана, Али-Султан (ныне полковник), отправлен был тогда же в Россию на службу, и до 1834 года Ахмед-Хан владел означенными десятью деревнями один; в этом же году Али-Султан прибыл на родину и получил от Ахмед-Хана, в виде удела, селение Кака-Шуру, которое и по настоящее время находится в его владении.
Между тем аварский хан Султан-Ахмед умер; дети его (из которых старший Абу-Султан-Нуцал-Хан, именуемый в наших бумагах преимущественно последним именем — Нуцал-Ханом, был уже признан нашим правительством ханом аварским) были в 1834 году истреблены горцами. По восстановлении в Аварии порядка, правительство наше поручило управление его Ахмед-Хану мехтулинскому, как потому, что он был ближайший родственник аварского дома, так и потому, что он один считался способный управлять Авариею в то смутное время. После Нуцал-Хана осталась беременная жена его Айбат (дочь Мехти-Шамхала Тарковского), от которой родился сын, названный по имени деда своего Султан-Ахмедом и предназначенный нашим правительством наследником Аварского ханства.
Таким образом Ахмед-Хан, давно уже утвердившийся в ханствовании над мехтулиицами, получив в свое ведение и Аварию, рассчитывал властвовать в ней долго, до совершеннолетия прямого наследника этого ханства, а в случае смерти его мог надеяться испросить утверждение за ним Аварии и навсегда, в потомственное владение.
Впрочем, на ханство Аварское имел также претензии в случае смерти малолетнего наследника Аварии, и шамхал тарковский, князь Абу-Муселим-Хан , который был женат на родной тетке его, дочери Султан-Ахмед-Хана, Селтанет-бике и, имея от нее сына князя Шамсудина (нынешнего шамхала тарковского), считал его ближайшим наследником Аварского ханства, а себя — естественным опекуном его.
Но пока малолетний Султан-Ахмед-Хан был жив, претензии на Аварское ханство не могли иметь никакого серьезного значения для нашего правительства, а между шамхалом и ханом мехтулинским началась распря за деревни Параул, Дургели и Уруму, составлявшие удел Султан-Ахмед-Хана-Аварского.
Еще при жизни Нуцал-Хана-Аварского, мать его Паху-бике домогалась, чтобы с поступлением сыновей ее в подданство России им возвращен был удел их отца из Мехтулинского ханства, отданный генералом Ермоловым шамхалу, но наше правительство отклонило это домогательство, находя неудобным отобрание у шамхала деревень, предоставленных ему за верную службу.
Ахмед-Хан же, получив в свое управление Аварию, счел себя в праве как по своей службе, так и по принадлежности означенных селений к Мехтулинскому ханству, искать возвращения оных в свое владение. Шамхал тарковский, опасаясь, чтобы Ахмед-Хан не успел в этом домогательстве, совершил дарственный акт, по которому деревни те записал, в 1838 году, за малолетним племянником своим, наследником Аварского ханства, Султан-Ахмедом, которому они должны были бы достаться по наследству от деда, лишившегося их за измену русскому правительству.
Домогательство Ахмед-Хана этою мерою было также отклонено. Он умер в 1843 году в чине генерал-майора, оставив после себя малолетних детей и вдову Нох-бике.
Управление Мехтулииским ханством поручено было ханше Нох-бике. Но как смутные обстоятельства того времени потребовали, чтобы ханством управляла более твердая власть, то и найдено было необходимым назначить ей, в виде помощника, русского штаб-офицера, который, действуя во всем как бы с ее согласия, был на самом деле полным правителем ханства, впредь до совершеннолетия наследника Ахмед-Хана . Назначение такого помощника ханше состоялось в 1844 году и управление мехтулиицами чрез наших штаб-офицеров продолжалось до 1856 года.
В этот период времени наследник Аварского ханства, малолетний Султан-Ахмед, умер и записанные за ним шамхалом 3 деревни сделались опять предметом распри между шамхалом и мехтулинским домом.
Продолжавшееся с 1844 года до исхода 1855 года непосредственное управление мехтулиицами чрез русских штаб-офицеров, назначавшихся сперва под названием помощников ханши, а потом под именем управляющих ханством, заменено было в начале 1855 года — поручением этого управления старшему сыну Ахмед-Хана, Ибрагим-Хану. Он управлял мехтулинцами до 1859 года, в этом же году приказом Главнокомандовавшего Кавказскою Армиею князя Барятинского от 4-го Августа был назначен ханом Аварии, а младший брат его Решид-Хан ханом Мехтулинским.
Приказ этот следующего содержания:
«Отторгнутая в 1843 году из-под русской власти Авария, — 23-го июля изъявила покорность и по прежнему вступила в подданство Его Императорского Величества».
На основании предварительно испрошенной мною лично Высочайшей воли, восстановляя Аварское ханство, назначаю ханом Аварским Флигель-Адъютанта Его Величества, Лейб-гвардии казачьего полка Ротмистра Ибрагим-Хана Мехтулинского. Младшего же брата его, Лейб-гвардии Гродненского Гусарского полка поручика Решид-Хана, назначаю ханом Мехтулинским».
Таким образом ханствование в Мехтулле досталось в 1859 году Решид-Хану. Он управлял ханством один непосредственно до образования Дагестанской области, а с образованием этой области, в июне месяце 1860 года, при хане учреждено управление, состоявшее из помощника его, с военною канцеляриею и словесным судом.
Мехтулинские ханы пользовались разными налогами и повинностями, частью издавна установившимися, частью введенными при нашем правительстве (о чем подробно объясняется ниже), от селения Большого Дженгутая, за исключением из него квартала Маджаит-аул, от, одной трети селения Малого Дженгутая, от селений Дуранги и Апши, в последнем на правах землевладельцев, а в первых трех на правах правителей.
Остальные же селения ханства, как то: Оглы, Кулецма и Аймаки, никаких обязательных повинностей никому не отбывают.
Все доныне существовавшие налоги и повинности в пользу хана и джанков ханского дома, а равно доходы, получавшиеся ханом, могут быть подразделены на три главные рода, имеющие по нескольку видов.
К первому роду принадлежат налоги и повинности, довольно точно определенные; ко второму — не определенные в размере, но выполняемые жителями по мере надобности и востребованное к третьему — случайные, обязательные только при известных обстоятельствах.
Виды налогов и повинностей первого рода суть:
1) Кент-ясак (сельский ясак). С каждого хозяина, имеющего стадо баранов, не менее 30 голов, взимается ежегодно по одной овце. Размер этой подати остается тот же, хотя бы овцевод имел несколько сот и более голов. Она не взыскивается с хозяев, начинающих заведение баранты, в течение одного года, сколько бы заводящий ни приобрел голов с первого раза.
2) Сабу (мера для зерна около пуда и 10 фунтов). Подать по одной сабе взимается с каждого дома в селениях Большой и Малый Дженгутай и Дуранги пшеницею, а в других податных селениях магаром (особый род горного хлебного зерна, имеющего цену наравне с ячменем). Подать эту обязаны отбывать все те, кои производят посевы сами или отдают земли под посев другим за условленную долю с урожая.
3) Арба-агачъ (арба дров). Всякий дом, имеющий рабочий скот, обязан доставить владельцу по две арбы дров в год. По показанию жителей, подтвержденному владельцами, прежними обычаями установлена была доставка с каждого дома только по одной арбе дров, а вторая арба стала требоваться от них со времен властвования Ахмед-Хана, сперва в виде временного пособия, а потом требование это обращено в постоянную повинность, которую они несут уже около 30 лет.
4) Кууг (саман или мякина). Сбор мякины произведен был в первый раз также при Ахмед-Хане, в сороковых годах, в виде пособия ханскому дому, по случаю недостачи мякины для прокормления скота и лошадей хана; потом сбор повторился несколько раз при ханше и затем обращен в обязательную и постоянную повинность, по одной корзине с двора, так что сбор с 3-х или 4-х дворов составляет арбу мякины.
5) Бильха (барщина). а) Сабан-бильха — выставка плугов для распашки полей владельца, в числе, какое может снарядить население, обязанное нести эту повинность. Плуги в ханстве бывают двух родов, именно: шестипарные в одном Большом Дженгутае и однопарные в прочих селениях.
От владельца зависит потребовать часть плугов весною, часть осенью, но те хозяева, кои выполняли уже один раз работу весною, не могут быть потребованы осенью, б) Бичан-бильха — выставка по одному косцу с дома на день, для кошения и уборки владельческого сена, в) Урак-бильха — выставка жнецов по одному с дома на один день, для уборки владельческих посевов.
По показанию жителей, подтвержденному и владельцами, распашка, кошение и жатва производятся, по издавна существовавшему обычаю, только до полудня и затем рабочие вправе расходиться.
Продовольствие рабочим дается обыкновенно от владельцев. Сверх сего жители заявили, что в прежнее время они выставляли для кошения и жатвы по одному только человеку на день на обе работы, так что от семейства, давшего раз косца, не могло уже требоваться выставки жнеца; но по разборе этого заявления оказалось, что выставка на обе работы производилась от каждого дома на день еще при Гасан-Хане, т. е. до нашего владычества.
Виды повинностей второго рода суть:
6) Выставка ароб для разных надобностей хана.
7) Выставка рабочих для строительных работ в доме хана и для обработки его сада.
8) Выставка конных чапаров для посылок по делам ханского дома.
Все эти три повинности исполняются по мере востребования. Но по показанию жителей, не опровергнутому поверенными хана, их почти не существовало в прежнее время. Наряд ароб для переездов ханского семейства (коч-арба) хотя и бывал, но весьма редко и в незначительном размере, так что этот наряд не мог составить никакой тягости; но со времен Ахмед-Хана требования ароб сделались чаще и не только для надобностей по переездам, но и по перевозкам всякого рода для ханского дома, так что все, лежавшее прежде на обязанности ханских чагаров (крестьян), пало на жителей, и аробная повинность сделалась для них весьма чувствительною. Точно также строительные работы были весьма редки, а чанарской повинности почти совершенно не существовало, потому, что по всем надобностям хана рассылались нукеры, которых ханы содержали прежде в весьма большом числе.
9) Сверх этих повинностей, нынешний размер коих оспаривают жители, они совершенно правильно жалуются на налог косвенный, падающий на них от установления откупа за право торговли напитками и красными товарами в двух селениях (в Б. и М. Дженгутае).
Эти откупа, как оказалось по справкам, введены при управлении ханством вдовою хана Нох-бике, в 1844 году, и с того времени продолжаются.
К третьему роду принадлежат повинности, обязательных при известных обстоятельствах, и доходы случайные.
10) Жители селений Большого и Малого Дженгутая обязаны при женитьбе членов ханского дома и погребении их (за исключением младенцев), доставлять в дом хана по арбе дров и сабе пшеницы с дома, а жители селений Апши, Дуранги Ахкент и Чоглы — по одному быку.
11) В этих же селениях, в случае смерти кого-либо из жителей без детей мужского пола, хан вправе распорядиться их недвижимым имением по своему усмотрению. Он, как и предшественники его, обыкновенно предоставляли подобные имения родственникам умершего за умеренную плату, а если умерший оставил дочерей, то на получившего имение возлагалась обязанность пропитывать и пристроить детей.
12) Штрафы. Со всех деревень ханства, кроме селений Кака-Шура и Дургели, хан пользовался правом получения установленных обычаем штрафов за преступления, как-то: за убийства, поранения, увоз женщин и воровства.
13) Ясак с баранты на Аркасских горах. По издавна установившемуся обычаю, мехтулинские ханы, за содержание охранного караула на Аркасских горах, получали ясак, с каждого выводимого туда стада по барашку. Хотя выставки караула давно уже не существует и горы хану не принадлежат, но право получения ясака оставалось за ним и по 1867 г .
14) Ханские чагары. Здесь нужно упомянуть еще, что в Большом Дженгутае хан имел шесть душ чагаров, из коих пять мужчин, имеющих жен и детей свободного состояния и живущих особо от ханского двора своим собственным хозяйством, и одна вдова с дочерью, также живущая особо своим хозяйством. Более сего у хана не было ни чагаров, ни кулов и каравашек. Чагары обязаны были исполнять равные домашние работы во дворе его, а равно и полевые работы, по требованию.
Из исчисленных выше повинностей и налогов три деревни, именно: Апши, Ахкент и Чоглы, несут оные, как упомянуто об этом выше, по поземельному праву владельцев на места, занимаемые этими селениями, а три (Большой и Малый Дженгутай и Дуранги) несли отбываемые ими налоги и повинности, установившиеся по власти правителя — требовать от населения удовлетворения своих потребностей за отправление суда и расправы .
Увеличение владетелями и другими владельцами размера некоторых обычных повинностей и введение новых видов их началось еще до нашего владычества в этом крае. Это видно из того, что как только появилась здесь русская власть, которой жители могли принести свои жалобы, они обратились к ней с просьбою об ограждении их от дальнейшего нарушения отношений к владельцам.
Вследствие этих жалоб генерал Ермолов в 1824 году дал Мехти-Шамхалу следующую бумагу:
«Высокостепенный и превосходительный Господин Генерал-Лейтенант Мехти-Шамхал Тарковский, Вали Дагестанский.
«Желая точным образом определить прежние права жителей деревень, в 1820 году, по распоряжению моему, учиненному Священным Именем Великого и Могущественного Государя, поступивших во владение Вашего Превосходительства, и повинности, которые обязаны они отправлять в пользу прежних своих владельцев, приказал я привести оные в известность чрез лучших и почетнейших старшин селений: Параул, Дургели, Кака-Шура, Урума, Больших Казанищ и принадлежащих к сему последнему деревень.
«Составленное описание прав и повинностей, препровождая к Вашему Превосходительству, прошу со стороны Вашей сделать распоряжение, чтобы чиновники, определяемые к управлению оными, под опасением строгого взыскания нарушать оные не осмеливались.
«С удовольствием неоднократно слышал я удостоверение Вашего Превосходительства, что Вы, охраняя выгоды новых Ваших подвластных, желаете во всей силе соблюсти прежние права их и отнюдь не требовать излишнего против прежних их повинностей, исполните чего приму я доказательством усердия Вашего способствовать Правительству в достижении его цели.
«Каждому из селений, мною выше означенных, даны, за подписом моим, листы с описанием прав их и повинностей. 1-го января 1824 года, селение Большие Казанищи. Генерал от инфантерии Ермолов».
Упоминаемого в этой бумаге описания прав и повинностей не отыскано, а листы, данные генералом Ермоловым селениям в виде уставных грамот, сохранились только у кака-шуринцев и бугленцев; прочие же селения объявили, что утеряли оные.
Были ли после объясненного распоряжения генерала Ермолова, в течение 20-ти летнего периода времени, протекшего со времени восстановления в Мехтулле ханского управления в лице Ахмед-Хана до смерти его (с 1824 по 1843 год), какие-либо жалобы от мехтулинцев на усиление обычных повинностей и введение новых налогов — из прежних дел не видно. Но как только Ахмед-Хан умер, и управление ханством перешло в руки вдовы его, Нох-бике, начался непрерывный ряд жалоб: с одной стороны от ханши — на уклонение жителей от выполнения тех повинностей, кои они отбывали при жизни мужа ее, а с другой — от жителей на неправильность и крайнюю тягость требований ханши. Жители объявили, что они терпели несение усиленных налогов при Ахмед-Хане, как потому, что считали их временными, так и потому, что опасались преследования хана за принесение жалоб русскому начальству, но видя, что и после смерти его продолжаются такие требования, и опасаясь, чтобы такой произвол не был обращен в постоянное обязательное для них положение, они просили восстановления прежних обычных отношений к владельцам и — независимо от просьб — иногда решались и на самовольные отказы от несения повинностей.
Здесь нужно оговорить, что из мехтулинцев жаловались непрерывно собственно только жители трех деревень, именно: Большого и Малого Дженгутая и Кака-Шуры , так как первая деревня служит резиденциею ханов, вторая находится в трех верстах от нее, а в третьей живет дядя хана, Али-Султан, отчего на эти деревни преимущественно падала вся тягость равных непрерывных требований владельцев и возбуждала неудовольствие жителей.
Дагестанское начальство, удостоверясь, что жалобщики беспрекословно несли при жизни Ахмед-Хана все те повинности, какие требовала ханша, и, принимая в соображение, что при тогдашних смутных обстоятельствах было бы несвоевременно входить в подробное разбирательство военных отношений жалобщиков к владельцам, так как дело нескольких деревень могло возбудить во всех частях покорного нам Дагестана, находившихся в зависимых отношениях к владельцам, стремление к подобному же разбирательству и их дел и тем самым вызвать беспорядки, вынуждено было поддерживать требование повинностей в том виде, в каком оно существовало при Ахмед-Хане.
Недовольные безуспешностью своих домогательств, жители двух Дженгутаев и Кака-Шуры не переставали беспрерывно возобновлять свои жалобы на притеснения владельцев и просили восстановления между ними тех отношений, какие существовали до русского владычества; но по тем же причинам, по коим первое заявление ими жалоб не могло быть разрешено окончательно, они оставались без особых последствий, и сверх того на жителей пал еще небывалый до того косвенный налог, чрез упомянутую выше отдачу на откуп исключительной продажи напитков и красных товаров.
Только с замирением Дагестана найдено было возможным заняться этим делом чрез особую временную Комиссию, наряженную для определения личных и поземельных прав туземцев владения Тарковского, ханства Мехтулинского и наибства Присулакского. Комиссия эта собрала уже достаточные данные для разрешения вопроса об установлении между мехтулинцами и их владельцами надлежащих и безобидных отношений.